Курсанты

– До обеда роту распустить. Приводите форму в порядок. Нашить знаки различия, курсовки. Всем подстричься под ноль. Вечером баня. Потом вечернее построение в полной форме и строевой смотр роты. Проверим, кто что сделал. С этого момента все одиночные перемещения по территории училища разрешены только по личным вопросам. Сейчас десять минут перекур и за работу. Р-разойдись!

– Задание понятно? Р-рота, р-разойдись! – проорал старшина.

Строй распался, все потянулись к курилке – специально отведённому месту, где слова майора и капитана подверглись бурному обсуждению.

– Да что же это? – восклицал небольшого роста смуглый и шустрый парень из Москвы, которого почему-то звали Жека. – Я три года от звонка до звонка козырял, а теперь, выходит, ещё три козырять? Вот это залетели!

– Ещё и не взлетали! – сострил кто-то.

– Опять три года форму таскать!

– А форма-то времён двадцатых годов.

– Ну да, нашили на сто лет вперёд.

– Да уж, а ботинки? Каждый по три кило весит, не меньше.

– Тоже времён гражданской войны.

– Да нет, времён Екатерины.

– Дудки! – продолжал Жека, – я не собираюсь тут три года гнить.

– Дык, на что ж ты поступал сюда, если не хочешь это самое? – приступил к нему слоноподобный парень по фамилии Цысоев и запустил руку в роскошный чуб. – Чего теперь-то?

– Если б знал, что тут военные порядки – ни за что не приехал бы. Думал, училище гражданское. А здесь чего? Домой рвану в Москву. Там ВУЗов много.

– Дык ведь поздно уже, – возразил слонёнок.

– На будущий год подам в институт иностранных языков. А здесь за три года с ума сойдёшь. Время есть подумать ещё.

Обособленно собралась группа из Армении. Возбуждённо лопоча на своём гортанном языке, перебивая друг друга и энергично жестикулируя, они обсуждали будущую свою жизнь. Им тоже не нравились порядки в училище, не нравилась воинская дисциплина, которую они и ругали, но уже на русском языке. Так же обособленно отпочковались казахи, таджики, азербайджанцы, грузины, узбеки, чеченцы. В общем, весь интернациональный Кавказ и Средняя Азия.

– Нет, да, ты! Скажи, да, ты? – возмущался здоровенный коротконогий то ли кореец, то ли узбек по фамилии Ким. – Я тоже, да, ты, три года пропахал в армии. А теперь опять?

– Где служил-то, земляк? – спросил кто-то.

– В спортивной роте, да, ты! Я штангу нянчил, гири нянчил, боксом занимался.

Раздался дружный смех.

– Ну, ты даёшь, да, ты! Как выжил-то? – хохотнул тот же голос. – Я в спортивной роте ещё бы на пять лет служить остался. Спишь, ешь не баланду армейскую, тренируешься, в наряды не ходишь, на сборы ездишь – вот и вся служба. Ты бы в десанте послужил.

– И послужил бы, да, ты! – обиделся штангист.

Тут же под общий смех Кима окрестили кличкой «Да, ты!».

– Это ещё ничего. Вот скоро в караул начнём ходить и прочие наряды: кухня, котельная, разгрузка вагонов, зимой расчистка снега и прочее, – сказал кто-то.

– Свисти больше. Мы что же сюда картошку чистить приехали.

– А ты спроси старшекурсников. Думаешь, самолёты, стоянки, ангары и всё остальное дяди охраняют? Училище находится на полном самообслуживании силами курсантов. А их тут, то есть нас, больше полутора тысяч. И все кушать хотят.

– Выходит, это самостоятельная военная часть?

– Выходит.

– Мама, куда я попал!

– Куда хотел – туда и попал.

– Я летать хотел.

– Хочешь летать – придётся послужить.

– Так ведь я думал, что мы как студенты жить будем в студенческом общежитии, а тут комната на сто человек с двумя ярусами кроватей и с дневальным у тумбочки.

– Ребята, а кто знает, почему нельзя в город выйти? Что будет-то? Ну, например, в выходной? – вопрошал слонёнок, подходя то к одной, то к другой группе ребят. – Никто не знает? А почему в столовую нельзя одному? А? Или в баню?

– У майора спроси, – посоветовал кто-то. – Он объяснит. Ха-ха-ха!

Удручённый таким загадочным обстоятельством парень отошёл в сторону и, запустив пятерню в роскошный чуб, стал задумчиво чесаться. Уже через два часа от его волос ничего не останется.

Я подошёл к группе парней, которые окружили плотным кольцом чёрного, словно негр, туркмена. Прибыл он из самой южной точки Союза, называемой Кушкой. Жара там летом просто ужасная, оттого вероятно и был таким чёрным. Звали его Гарягды Гарягдыев, а по русскому быстро окрестили Геной. С ним я познакомился в первый день приезда в санчасти, где проходили медосмотр по прибытии. Несмотря на то, что он уже три года проучился в авиационном училище спецслужб в Кривом роге, на русском языке говорил с ужасным акцентом, коверкая слова и ударения. Восседая на изгороди методического городка, важный от всеобщего внимания, сверкая белками глаз, он говорил:

– Три год я в Кривой Рога училься. Там тоже есть такой порядок. Во все училищ есть один такой военный порядок.

– Ну да! – удивился кто-то.

– Да, да. Присяга сразу не принимаешь, а служить нада. А присяга третий курс будет принимать, когда звание офицера дают. Так принято.

– Так ты уже офицер? – спросили его.

– Да. И от военной подготовка меня будут освободить.