Курсанты

– Но если нет присяги – нет и службы? А что мне будет-то, если не пойду в караул? – спросил, хихикая, визгливым почти женским голосом высокий с громадным носом парень из Алма-Аты.

– Что ты сказаль? – повернулся к нему туркмен.

– Ну, я говорю, хи-хи-хи, кто заставит служить без присяги-то?

– Летать хочешь – пойдёшь в караул. А не хочешь, на твой место желать много хотят. А такой, как ты большой балбес тут недолго держат, если выступать будешь.

Взрыв хохота спугнул с веток изнывающих от жары воробьёв.

––

До вечерней поверки оставалось около часа. По распорядку дня это было свободное время. Можно было почитать, написать письмо, посмотреть единственный в казарме телевизор, или не спеша посидеть в курилке под кронами старых вязов и послушать байки старшекурсников. Хотя им и запрещалось ходить на территорию батальона, пребывающего в карантине, они приходили туда в поисках земляков. И конечно рассказывали о полётах, преподавателях, инструкторах и прочем курсантском бытие. Но больше всего о штопорах, бочках, переворотах и иммельманах. В общем, о пилотаже. Как правило, не скупились на прикрасы и неизменно сами были главными действующими лицами в какой-то сложной или аварийной ситуации, из которой всегда выходили победителями.

И хотя в рассказах не было и половины правды, они отчасти имели некоторую пользу: воспитательный характер, развивали фантазию, как у рассказчиков, так и у слушателей. Рассказы эти передавались из поколения в поколение, обрастали новыми подробностями и персонажами. Так уже несколько раз я слышал о караульном, якобы, спящем в трубе ПВД – трубке приёмника воздушного давления диаметром два сантиметра, расположенной на крыле или фюзеляже самолёта. Через неё лётчику в кабину подаётся скоростной напор и на приборе отображается воздушная скорость самолёта. Естественно никакой курсант там не уместится, но ведь Юрманов не лётчик и знать этого не мог. И когда ему доложили о нерадивом караульном, тот приказал наказать спящего на посту курсанта.

Случай этот произошёл когда-то давно на заре авиации, но не курсант в трубе ПВД был, а заползла муха. Естественно, после взлёта лётчик обнаружил, что неисправен прибор скорости, а это довольно опасно для неопытного пилота. После этого для трубки придумали специальный чехол, который надевали сразу после посадки. А снимали перед вылетом. Но попробуй забыть снять его перед взлётом и в плохую погоду может произойти катастрофа. Да таковые и были.

Юрманова курсанты не любили за чрезмерную строгость и придирчивость к мелочам жизни: хождение без строя, опоздания в строй, небрежно вычищенные ботинки и плохо отутюженную форму, плохо пришитую пуговицу или подворотничок. Поэтому, почему бы с ним не случиться такому казусу.

Из беседки, расположенной в густых зарослях вяза и клёна доносились звуки гитары. Некоторые ребята, предвкушая весёлую студенческую жизнь, привезли их с собой. Но по непонятной причине Юрманов запретил все музыкальные инструменты, и они пылились в ротных каптёрках. Но нашей роты майорская инквизиция не коснулась, ибо рота располагалась в отдельной казарме. А ещё четыре роты первого курса жили в двухэтажном каменном здании, где располагалась и канцелярия батальона. И потому Юрманов у нас был редкий гость, всецело доверяясь Дубровскому. А наш капитан любил слушать песни и гитары не запрещал. Да и ещё причина была, которую психолог Дубровский тоже понимал. В первые дни мы очень уставали от необычности обстановки, бесконечных построений, несносной жары, строевой подготовки, тоски по дому, восьмичасовых занятий в УЛО по предметам, о которых представления раньше не имели, от строгости, иногда излишней, преподавателей и полуголодного существования. В курсантской столовой кормили весьма не густо. Это уж потом привыкли к режиму, и даже каша, которую месяц назад буквально слизывали с тарелок, стала оставаться. И чувство голода пропало.

И чтобы как-то отвлечь от всего этого в свободное время капитан гитару не запрещал и даже сам иногда выходил послушать. А некоторые ребята играли и пели очень неплохо.

Из казармы вышел дневальный и истошным голосом заорал:

– Рота! Строиться на вечернюю поверку!

Пока было тепло, все построения проводились на улице, около казармы. С шумом, смехом, толкотнёй построились. Становились, кто с кем хотел.

– Рота, смирно! – скомандовал старшина Горчуков и пошёл докладывать командиру. Дубровский вышел из канцелярии, выслушал рапорт старшины и, осмотрев строй, сказал:

– Вот что, старшина. Постройте людей по ранжиру слева направо. А то, знаете ли, не строй, а сборище анархистов. Самый большой курсант стоит рядом с самым маленьким. Сделайте это сейчас же.

Минут пятнадцать перестраивались и подравнивались. Капитан молча наблюдал, покуривая в сторонке и не вмешиваясь.