Курсанты. Путь к звёздам

Друзья не раз участвовали в конкурсных авантюрах, иногда с привлечением товарищей по оружию. Одну из них они вспоминали долгие годы и рассказывали новым друзьям о случившемся факте. Как известно, Пучик всегда был ближе остальных к центральной печати. Когда он первым узнал о новом конкурсе логотипа и эмблемы к олимпийским играм 1980 года в Москве, никто не удивился. Шел выпускной курс, но авантюра в 1000 призовых рублей, а не в 20, как в сладком конкурсе, завладела умами всего взвода. С утра до вечера на Таранова сыпались идеи отовсюду, и он не успевал их зарисовывать, а друзья подбрасывали еще, и еще, одну за другой. Особенно старались батарейные спортсмены, которые иногда сами делали наброски, и несли на прорисовку в альбом Таранову. Эту призовую тысячу рублей взвод решил прокутить в ресторане на выпуске. Подсчитали, что должно хватить на всех, и еще останется, а потому рождали идею за идеей автоматной очередью.

К концу весны набралось приличное количество эскизов в альбоме, самые лучшие из них Семен выполнил на стандартных листах, заложил в бумажный конверт варианты эмблемы, и ждал, когда друзья, наклеят марку и отправят письмо в олимпийский спортивный комитет. Марк с Пучиком кинулись за деньгами (всего-то нужно было копеек 5—10!), и ничего ни у кого не нашли. Отложили на привычное «потом», забыли, и в суете исключительно важных выпускных дел не отправили конверт вовремя.

Каково же было удивление Таранова и компании, когда победителем этого конкурса в назначенное время назвали обычного московского инженера! Он нарисовал одну из тех эмблем, что осталась в неотправленном конверте: с пятью олимпийскими кольцами и беговыми дорожками, устремленными в форме Спасской башни Кремля ввысь к звезде… Из девяти не отправленных, одна работа все-таки победила! Но тысяча рублей досталась москвичу.

Было обидно, все грустно вздыхали, но что в жизни не бывает? Поражения надо уметь принимать, в курсантской жизни они встречаются чаще, чем победы…

Глава XIX. Пегасов к гениям не присылают

Влюбленные дышат поэзией. Каждый вздох у них словно сонет, – говорил, как утверждал, Таранов, после просмотра художественного фильма «Романс о влюбленных».

Романтическая история о моряке и его девушке настолько взбудоражила сознание курсанта, что он начал общаться с однокашниками белым стихом. И некоторые ему часто отвечали взаимностью. Евгений Киндинов, который играл моряка, и Елена Коренева в роли его девушки, моментально стали любимыми героями, а разговор между курсантами теперь шел не иначе, как в стихотворной форме. Не у всех и всегда так получалось, но было исключительно интересно.

Когда Марк с Генкой посмотрели «Романс…», то их понесло, как и большинство. Один стал писать эпиграммы, а второй куплеты. Боевые листки и стенгазета приобрели новый стиль, в них стали чаще заглядывать курсанты и переписывать новые строчки.

– Мне муза – «ласточка», а я – ее герой! – восхищенно шептал Таранов, разговаривая по вечерам со Слоном.

С первого курса Семен складывал буквы в кучки, но называл этот процесс рифмоплетством, так как считал высокий чин поэта для себя недосягаемым. Он рифмовал свои строчки-куплеты, записывал их в блокнотик, иногда дарил девушкам на отдельном листочке, где подрисовывал розу, свечу, солнечный лучик… И постоянно думал о «ласточке», писал лично для нее, как говорил Генка «в темную», разговаривая с любимой девушкой «про себя».

Первые поэтические строчки родились в голове Таранова ещё в дошкольные времена. Как многие дети, он рифмовал всё, что видел: речка-печка, молоко-далеко, дядька-бядька. Прочитанные отцом и матерью книжки, бабушкины сказки перед сном в какой-то момент сложились у ребёнка лет семи в четверостишие:

«Жизнь – это большая сцена,И все мы – актёры – играем на ней.

Каждый, кто большую, кто маленькую,роль исполняет судьбою своей…»

Тогда он еще не слышал о трагедиях и сонетах Шекспира, даже имени не знал великого поэта. Но то, что жизнь – это театр, наверное, понимал. Может быть потому, что бывал не раз на детских представлениях, видел кукольный театр, который создала мама в детском интернате. Вероятнее всего, услышал однажды мудрую мысль великого английского драматурга.

В детстве все дети успевают постоять на табуретках – декламируют стишки: басни и куплеты читают на утренниках к праздникам, развлекают взрослых на застольях. Именно так, по мнению взрослых, они приобщаются к литературе. Поэтому мама, которая первая услышала зарифмованную мысль своего чада, восприняла всё спокойно. Она посчитала, что маленький Таранов просто выучил очередное стихотворение в детском саду. Это неверие в силы сына заметно снизило его тягу к стихосложению.