Кусатель ворон

Он открыл центральную дверь, и мы вывалились в лунный воздух.

Пахло какими-то цветами, водой и ночью, у ночи свой запах, совсем нечеловеческий. И туман, не очень густой, но есть.

– Василий Петрович! – позвал Жмуркин.

Штилльбакен помахал из тьмы фонариком, мы двинулись на свет.

С колесами все было в порядке, фары целы, горели, правда, только габариты, освещали метра на полтора, дальше темнота. Блестит что-то. Асфальт мягкий, а может, показалось.

– Не люблю я вот это, – сказал Жмуркин. – Непредвиденные обстоятельства, то-се… Как-то все с самого начала…

– А что тебе не нравится? – спросил я.

– Не знаю. Ну, вот этот детский дом, к примеру…

– А что? Детский дом как детский дом, живут себе…

– Я насчитал пять айфонов у воспитанников, – сказал Жмуркин. – Как-то странно…

– Чего ж тут странного? Ты что ожидал встретить-то? Трудное детство, деревянные игрушки?

– Не знаю…

Жмуркин пожал плечами.

– Не знаю.

– Во-первых, сейчас модно дарить сироткам айфоны – это раз. Во-вторых… Во-вторых, ты видел, какие у них спонсоры? Деревообрабатывающий комбинат – раз, московский банк – два. Так что не удивляйся. Вот если бы ты где-нибудь в Кологриве…

– Понятно, – остановил меня Жмуркин. – Открыл мне глаза. Может, еще кое на что откроешь?

– Попробую.

Догадался. Жмуркин не дурак, догадался.

– Ну, вот, допустим, этот Пятахин. Этот Пятахин, он кто? – спросил Жмуркин прищурившись. – На самом деле?

– Поэт-симбионт, – ответил я. – Генетическая помесь человека и пластикового пакета. А тебе он что, не понравился?

– А если серьезно?

Жмуркин остановился. И я тоже. Перед нами красовался знак, установленный на треноге, – надпись «DANGER» в красном круге.

– Это что? – спросил Жмуркин.

– Движение запрещено, – объяснил я. – Дальше нельзя.

– Почему?

– А кто его знает… Мост взорвали, пришельцы приземлились, зомби опять же.

– Кто?

– Зомби. БПЗ.

– Как?

– Большой Пушной Зверь, – пояснил я.

Жмуркин почесал голову, вгляделся в дорогу за знаком. Ее совсем не было видно, ночь безлунная, и фонарь нашего водителя почему-то больше не горел, точно, зомби. И туман.

– Да… – Жмуркин плюнул на асфальт. – БПЗ, это точно. Поэт-симбионт, говоришь… И как, они все у тебя такие симбионты?

Жмуркин кивнул на автобус.

– Почти, – признался я. – Но не у меня, не я их выбирал. Симбионтов-то.

– Так…

Жмуркин нервно пнул знак.

– А что ты хотел? – усмехнулся я. – Лучшие люди города. Ты что, не знаешь, как это все делается…

– МВД, МЧС, казначейство, – подхватил Жмуркин. – Почта еще.

– Управление образования, Департамент культуры. У Гаджиева папа хирург.

Жмуркин потер лоб.

– Это его папа петь научил? – спросил Жмуркин.

– Генетическая память, – бодро ответил я. – Алтай, знаешь ли, великаны-людоеды, мумии древних принцесс…

– Настоящие-то казаки хоть есть? – спросил Жмуркин грустно.

– А как же? Конечно, есть, как без них. Листвянко настоящий боксер. Разрядник. Рокотова, кажется, действительно германистка, но я ее не знаю, она из батора.

– Скрайнев? – спросил Жмуркин.

– Барвинок.

– Жохова?

– Папа-сектант, мама-провидица.

– Провидица?! – Жмуркин захлебнулся.

Я кивнул.

– Погоду предсказывает. Засухи, наводнения, неурожаи.

– Почему ты мне не сказал?!

– Не знал, что тебя провидицы интересуют…

– Да нет, не про провидицу, про ребят. – Жмуркин поглядел на меня с укором. – Они… не молодые таланты?

– А какая разница?

– Как это какая?! Это же почти федеральное мероприятие! А благодаря тебе у нас полный автобус кретинов!

– Я их не выбирал, – повторил я. – Не я составлял список.

Жмуркин промолчал.

– Да не волнуйся ты, – успокоил я. – С такими даже проще. А потом, они все в следующем году хотят поехать в Германию. Так что будут делать все, что ты им скажешь.

– Да?

– Конечно. Ты же сам видел. Ну, не умеет Гаджиев на баяне, зато он глоткой так проскрипел, что многие прослезились. А Пятахин… В конце концов, публике же понравилось, народ хлопал.

– Понравилось, да, хлопал…

– Вот и не парься. Подумаешь… И потом, они не клинические все-таки. Так, обычные наши люди. Золотая молодежь провинциального разлива – не самый худший выбор.

Жмуркин поморщился.

– А Лаура Петровна? – осторожно поинтересовался он.

– А чем тебе Лаура Петровна не нравится?

Жмуркин не смог ответить.

– Лаура Петровна – женщина монументальных нравственных качеств, – сказал я. – Ты не находишь?

Жмуркин, кажется, поверил.

Из тумана показался наш потусторонний водитель, почему-то он протирал руки, точно только что там, в тумане, задушил, допустим, ту же Лауру Петровну. Только она в автобусе находилась, не мог он.

– Что там? – спросил Жмуркин.

– Проезда нет, – объяснил Штурмфогель. – Там еще один знак. Движение механических транспортных средств запрещено вообще.

– Почему?

– А кто его знает? В прошлом году здесь сильно дороги размыло, а в этом тоже дожди… Знак могут за километр поставить от ямы. Лучше не рисковать.

– Назад поворачиваем, что ли?!

Я услышал, как в голосе Жмуркина шевельнулся ужас. Еще бы – в обратном порядке – Владимир, Суздаль, Плёс, Кострома… Любой вздрогнет.

– Нет, можно объехать.

Шпицрутинг протянул навигатор, ткнул пальцем в стрелочки.