Кузнец

Со стеклом тоже не выйдет. В России этот промысел пока не очень развит. А я тут совсем не петрю: опять не мой профиль. С шерстью нужно думать, но лучше купить специалиста. Говорила же моя мудрая мама, когда я брался за какие-то особые домашние дела, типа проводку поменять: для этого есть специально обученные люди. Вот мне они и нужны. Ткачи называются. Вот всякое искусство пока у меня на нуле. Но в голове это держать стоит.

Пока караван мирно шел вдоль берегов Шилки, а потом и Амура, я думал. То есть, по Декарту, я именно тогда существовал. Но провидение вместе с мировым разумом решили в этом усомниться. Мы налетели на мель. Я от неожиданности свалился с мешка, где лежа размышлял. В принципе, ничего страшного, за полчасика сдернули корабль с мели. Но когда я вновь устроился на облюбованном мешке, мысли понеслись в другую сторону.

Блин, если ничего не изменится, то в следующем году Шархода умрет. Ему унаследует сын Бахай. Насколько я помню, мальчик был сложным. Любил взятки, чем активно пользовался будущий строитель Албазина Никифор Черниговский. Да, тут с мальчиком тоже нужно будет поработать. Не проще ситуация и на западе. В следующем году должны сместить Пашкова. Причина – разгром маньчжурами отряда его сына. Вроде бы теперь основания быть не должно. Но кто их, столичных товарищей, знает. И как здесь подстраховаться, нужно думать. Причем думать нужно про всё сразу.

Иногда возникает чувство, что лучше бы я не учился на истфаке. Вон Тимофей с Макаром просто наслаждаются отдыхом, думают про дом или вовсе спят. Посоветоваться бы с кем-то, так ведь не расскажешь всего. Хотя посоветоваться, как приедем, стоит. Пока еще один год я себе выторговал у судьбы. За этот год нужно стать еще сильнее. Господи, скоро дом, Люда! Как хорошо!

* * *

Люда уже вторую неделю была как не в себе. Пока ныло сердце от расставания, пока всё было остро, вроде бы даже легче было. А потом как накатило. Пусто всё. И ведь не в первый раз уезжает ее Андрей-Онуфрий. И каждый раз одна беда: будто с его отъездом из нее всю радость жизни откачивают.

Спасает только маленький Андрейка. Вон уже опять кряхтит: то ли обделался, то ли жрать хочет. Сын казался ей чудом. Нет, она вполне развитая девушка. Андрей был совсем не первым мужчиной в ее жизни. Откуда дети берутся, она тоже представляла. Но то, что этот маленький живой кусочек счастья появился в ее жизни, было совсем другим. Не как у всех. Да, к нему приходилось вскакивать ночью, хотя здесь и были приняты всякие няньки и мамки. Да, за него было невыносимо страшно. Но это всё было просто малой платой за то, что он есть, ее сын.

И всё равно, когда мужа не было дома, ей было не по себе. С ним в ее жизнь приходила уверенность, что она за мужем, защищена, любима. Какая-то простая надежность появлялась в мире. Она прекрасно понимала, что в городе, где полтысячи бойцов отдадут жизнь, чтобы защитить ее и маленького Андрейку, ей ничего не угрожает. Но уверенность, сила, жизнь появлялись только тогда, когда с ней был муж.

Вот и сейчас, возясь с сыном, она думала о большом Андрее, о своем Кузнеце. Какой он огромный, сильный. Как он всё всегда здорово придумывает, как боится ее огорчить. Ведь это же здорово, когда огромный и грозный воин делает растерянное лицо, едва она сдвигает брови.

Люда улыбнулась. Ей нравилось, что он главный. И в то же время она понимала, что ей всю жизнь делить его с Приамурьем. Ну и пусть. Она его будет любить таким. А он ее. И у Андрейки обязательно будет сестричка. Только бы скорее его дождаться.

Сын заплакал. Проголодался, наверное. Приложила его к груди. Андрей сразу же поймал губами сосок. Почмокал минут пять и притих, не выпуская грудь изо рта. Люда встала, тихонько прошла к его кроватке. В колыбель он уже не помещался. Здоровый растет. Тихонько положила сына. Села у открытого окна. Высоко. Красиво-то как.

Ей было смешно, что они живут в Хабаровске. Только в каком-то совсем другом Хабаровске. Здесь не было, еще не было, ни кафе «Мускатный кит», ни ее любимого ТЮЗа. Здесь из привычного был только утес над Амуром. Только вместо обзорной площадки там высилась деревянная башня, стены, стояли раскаты с пушками. Даже у речки Чердымовки, на месте которой потом построят городские пруды с музыкальными фонтанами, еще нет имени.

Почему-то вспомнились фонтаны. В первые теплые дни туда выходил гулять весь город. Ну как весь город. Молодежь тусовалась. Дедки какие-то солидные со своими женами тоже приходили. Пока было светло, все сидели по кафешкам, сновали вдоль прудов. Но только начинало смеркаться, как начиналось волшебство. Из скучных технических конструкций начинали бить волшебные струи, подсвеченные снизу самыми разными цветами, извиваться – нет, танцевать – в такт музыке. Как же это было здорово!