Кузнец. Золотая Орлица

По дороге понукаемый мной Гийом рассказал мне историю о том, как три недели назад возвращаясь в субботу через Каменные ворота он (с голодухи) напросился на обед к бригаде каменщиков, которых на тот момент проверял. Дело было вполне обычное, хотя кормили у них посредственно. И тут! Оказалось, что по субботам их повариха уезжает куда-то к родне на воскресную обедню и заменяет ее некая бедная девушка Марта, которую повариха вроде как по доброте душевной на свое место продвинула…

В результате как-то так получается, что по субботам с артелью кормится еще человек пятнадцать, причем совершенно не задерживаются за это заплатить — почему артель и не возражает.

Ну Гийом тоже — рыцарь-не рыцарь — а стал там по субботам столоваться. Главное дело оказалось к обеду не опаздывать, потому как может и не хватить.

Марта очень старалась. Очень. Денег не было совсем, а тут — хоть десяток пфеннингов, да еще две-три стирки и им уже хватало на хлеб. Она всегда любила готовить — только обычно было не из чего. Так что не так уж это было и трудно, пусть и в субботу. Только много.

В тот день все шло как обычно, вот только когда этот человек вошел — с тем воином, что третью неделю приходил, так все сразу примолкли. Не очень высокий, выбрит чисто, волос русый, сам такой — крепкий… вообще-то, очень крепкий. Одет так — добротно. Глаза зеленые, внимательные, не злые — только немного грустные. Как вошел — сразу поняла она, что это именно на нее он смотрит. Не на грудь пялился, не на бедра, в глаза ей посмотрел, и не мельком — в душу прямо глянул. У нее прямо сразу сердце забилось, но она себе сразу сказала — не про неё это господин. Не про неё. Но не прикажешь сердцу, все надеется, глупое.

Мне налили вместе со всеми. После второй ложки похлебки я задумался, а к пятой ложке решил, что Я ТУТ ГЛАВНЫЙ. Встал, отодвинул всех нахалов от раздачи, и спросил.

— Почтенная Марта, скажи пожалуйста, а в остальную неделю ты чем занимаешься?

— Я… — щеки Марты стали пунцовыми как яблоки, и она почти прошептала куда-то в пол. — Немножко посуду, убираю…, могу зашить что-то, добрый господин… Я совсем-совсем недорого…

Ну, если девушка в свои восемнадцать-двадцать толпу чужих мужиков кормит — мужа и отца, достойных внимания, у нее, очевидно, нет.

— Не желаешь ли ты, Марта, пойти готовить на мою кухню? Кладу тебе два пфенинга в месяц…

Окружающие ухнули.

— … для начала. А вы свою кухню заведите — оглядел я их. — И два пфенинга в месяц. Тогда тоже будете кухарок сманивать. Дело, почтенная Марта, верное — спроси кого хочешь, я человек при деньгах, в дурном не замечен. Комнату в доме даю. Двух мальчишек на рынок ходить — само собой, кухари у нас есть — да стареет мой повар, горюет, что не станет над ними ними достойного начальства…

Огонь под чепчиком загорелся ярче, и что-то прошептал.

— Погромче скажи, будь ласкова?

— Сестренка… матушка… немощна, удобно ли будет, если вечером…

— Туда-сюда ходить, да еще ночью — зачем это? Не надо. Две комнаты даю, перебирайтесь ко мне. Хватит?

— Хорошо, господин… Куда мне прийти?

Приятно знать, что соглашалась девушка не на громкое имя. А с бедностью — это мы порешаем.

— Дом с молотом, что напротив собора. Анри меня зовут, хозяином там…

Марта совсем замолчала и замерла, как кролик перед удавом. Из под чепчика на меня уставились глаза по пражскому грошу каждый. Не-не-не, так не пойдет. Еще сбежит.

— Много ли у тебя вещей?

Помотала головой.

— Тогда мы с вот этим благородным господином сейчас тебя проводим сразу, а пока ты комнаты себе выберешь… — по-моему, сейчас меня сожрут вместо второго. — Люди мои сбегают и все принесут, и родных твоих со всем уважением доставят.

Гийом со своей миской пересел к выходу из кухмистерской. Вот, человеку подсказки не нужны. Отсекаем пути побега сразу.

— Господин, еще жаркое, я обещала…

— Раздавай, конечно, мы же тоже за обед заплатили. Только ты уж не убегай от нас.

— Посуда…

— Глупости. За два гроша тебе тут все отмоют. Вот — вложил я ей в руку монетку. Аванс. Подъемные. Успокоительные. — и развернувшись к бурому от злости старшине добавил. — А жадничать не надо, нет. Кто достойно не платит — должен знать, что людей могут и свести, ага.

И было там всех вещей — полтележки. Включая старые деревянные башмаки и надколотый горшок. Которые, само собой, кастеляном выкинуты были сразу — даже без замечаний с моей стороны. Что еще за манера, черти-что хранить и с собой таскать.

Через две недели я понял, что теперь в городской совет мне ходить необязательно. Надо просто на обед пригласить — прибегут сами.

* * *

Магистр степенно зачерпнул и отправил ложку в рот. Проглотив, уставился в миску, как будто там открылось окно в царствие небесное. Зачерпнул вторую, выцедил, закрыв глаза. И “завис” — лицо его вдруг постарело, на нем обострились скулы и углубились морщины. Как будто весь пройденный им путь вдруг лег ему на плечи.

— Магистр? Блюдо так плохо? Велим его заменить.