Квартира № 41

Как-то она, радостная, позвонила в самый разгар рабочего дня, провизжала в телефонную трубку, что получила десять тысяч в европейской валюте и мы поедем отдыхать. Не прошло и дня, как она все потратила. Купила себе кожаную куртку, сапоги под нее, мебель в спальню из темного дерева. И множество всяких баночек, скляночек, тряпочек, сковородок, а еще пену для ванны, что считала самым выгодным капиталовложением. Я ни бельмеса не понимал в этих женских загонах, но все равно ее любил.

Да, я пришел домой в смятении, принялся кричать, что она снова все растранжирила, не смогла хоть раз сдержать слово. Но все-таки… она же не спустила свой гонорар целиком на шмотки, а заполонила коридор, гостиную, спальню, кухню коробками шведской мебели, которую надо было собирать самим. Вера ничего не смыслила в том, для чего существуют описания, инструкции, чертежи. Просто она все время старалась облагородить место, где мы жили, хотя нам и приходилось постоянно переезжать. Арендодатели систематически выставляли квартиры на продажу. Лихолетье нулевых, что с них взять. Цены на недвижимость в центре города росли как на протеине.

– Проходи давай! И принеси бокалы с кухни! – раздался голос Веры из ванной комнаты.

Небо загоралось с востока – будто кто-то поднес спичку к горизонту. Я возвращался с очередного «кислотного» фестиваля, который организовывал, угашенный в хлам. Был уверен, что она, как всегда, работает. Уже распечатала написанные за ночь страницы, разложила их на полу и правит ярко-зеленым карандашом. Или спит, устало уткнувшись сразу в несколько подушек и не погасив свет. Она все время делала вид, что просто от усталости отрубается, но я-то знал, что Вера просто боялась темноты. Я часто после очередного наркоманского концерта приезжал к дому глубокой ночью, вычислял наши окна и видел в спальне горящий свет. Не люстру – ночник, но яркий. И в коридоре Вера зажигала бра. А на кухне оставляла свет под вытяжкой. Какая экономия на электричестве при такой иллюминации? Но стоило сработать домофону – сообщить, что кто-то воспользовался кодом от двери подъезда, Вера с присущей ей чуткостью начинала держать ухо востро, вслушиваясь, не зажужжит ли лифт. Вскакивала с нагретой постели, босиком совершала экстренный рейд по квартире и выключала свет с его же скоростью. Потом ныряла рыбкой обратно в постель, пытаясь отдышаться беззвучно.

Но я всегда слышал ее шаги и щелчки выключателей, пока проворачивал ключ в замочной скважине.

В тот день свет Вера не погасила. Лилась вода, она прослушала свой сигнал к капитуляции.

Квартиру из двух предложенных мы выбирали по принципу большой ванны. Чем больше, тем согласнее мы были. Нам повезло – какой-то остроумный тип, делая квартиру под себя, поменял кухню и ванную комнату местами.

Я подошел к нашей четырехметровой кухне, встроенной в коридор, взял бокалы и поплелся в ванную. А когда взял в руки бутылку, чтобы открыть, обомлел.

– Ты с ума сошла покупать шампанское за такие сумасшедшие бабки??? – удивился я, увидев в тазу для стирки, заполненном льдом, бутылку Krug Clos du Mesnil.

– Мне можно! Я сегодня богатая. Была. – Она опустилась с головой под воду, чтобы спрятаться от моего укоризненного взгляда, и булькала со дна нечто нечленораздельное.

Эта бутылка, кстати, уже пустая, до сих пор хранится в кладовке. А внутрь Вера положила записку. На бумажке в клетку накропала обещание никогда не писать про меня книг.

Женщины – странные существа. Еще вчера они царапают тебе лицо, когда ты локтем придавил волосы к кровати, зажимают ноги при одном касании рукой лобка, вырываются из-под тебя в истеричном оре: «Оставь меня в покое! Я не хочу! Почему тебе надо постоянно меня трогать! Иди подрочи!». А на следующий день наливают ванну, кидая туда содержимое кошелька в виде соли, бомбочек, масел, зажигают пахнущие синтетическим раем свечки. Ждут тебя до семи утра и просят отыметь в наиболее жесткой форме. Неужели деньги действительно вырабатывают у женщин эндорфины?

Вера лежала в ванне. Пена образовала два аккуратно расположенных холмика. Один из этих холмиков Вера поглаживала рукой. С коротко постриженными ногтями. Покрашенными в ярко-бордовый.

– Зачем ты все время их красишь? – недоумевал я, увидев однажды, как сосредоточенно она красит ногти, кочевряжится, закусив язык.