Квартира № 41

С пониманием любви пришло ужасное – страх. Страх ответственности за свой выбор, за решение взять под опеку человеческую жизнь. «Куда она без меня?» – постоянно волновал меня вопрос. Но был еще один. Куда более сложный и бескомпромиссный. Куда она со мной?

* * *

За спиной у меня особо ничего не было. Так, детский лепет на транспарантах. Забыли. Я понимал, что Вера хочет лучшей доли своим детям, о которых без конца говорила. Мол, надо родить до двадцати пяти, а то потом в медицинской карте пишут «старородящая». Да я ей сам был готов написать все что угодно, лишь бы она прекратила беседы о них. Одну человеческую жизнь я еще мог потянуть, но вот две, а не дай бог и все три за раз, нет – к такому повороту событий я готов не был.

Рядом с Верой хочется спать вечность. Можно две. Она делает это бесшумно, почти не ворочается. Сворачивается клубком. Утыкается в подмышку. С ней не тяжело. Не жарко. Если я отворачиваюсь от Веры во сне, то уже через несколько минут чувствую, как она обнимает меня сзади. Носом утыкается в плечо. Иногда берет за руку. Спонтанно. Увидев страшный сон или замерзнув. Она сама толком не знает.

Ах да, предыдущий абзац нужно перевести в прошедшее время.

Мы не спим рядом много лет. Может, она храпеть начала или, еще чего хуже, скрипеть зубами? Это бы меня успокоило.

Хотя я все равно бы ее любил.

Надя

А кофе можно? А кофе нельзя

Надя никогда в жизни не фантазировала о знаменитостях, не писала тайных валентинок и не знакомилась в интернете. Все, что интересовало ее в жизни, обычно находилось в шаговой доступности или сопело на соседней подушке. Для Нади разница ритмов жизни относилась к нестерпимым обстоятельствам. Расстояния – поводом для стоп-крана мыслей. Но тут спустя щепотку глав до нее вдруг дошло, что она целиком и полностью окутана сигаретным дымом мужчины, написавшим этот текст. Незнакомец очаровал ее своей искренностью, человечностью и открытостью. Никаких загадок, недомолвок или исчезновений. Рядом, любит, изменяет. Все как у людей. Не то, что этот… именующийся Игорем.

Даже если рукопись написал дилетант, все равно он моментально оказался в разделе «Творческие мужчины». Обычно подобные разделы Надя предпочитала обходить за сто километров или объезжать по границе соседних государств. Но тут, то ли от душевной пустоты и отсутствия своей жизни, то ли от тщетных попыток выкинуть из головы и выдохнуть из сердца Игоря, Надя заочно заинтересовалась автором текста. Неужели мужчины умеют чувствовать? Неужели они умеют еще пальпировать чувства и выражать их открыто? Пусть запоздало и не с глазу на глаз, а в виде литературного опуса, но все же пересиливают себя и открываются.

Ближе к вечеру, листая одну за другой прохладные страницы, Надя начала ловить себя на том, что уже нарисовала в воображении портрет этого мужчины, наделила его бархатистым прокуренным голосом, едва колкой щетиной, волосатой грудью и гренадерской статью. А вдруг он низкорослый плюгавенький очкарик, который просто влюбился в писательницу и отправил ей свой роман в надежде на публикацию? Вдруг это все вообще не про Веру?

Да, Надя понимала, что ее засосала квартира, и осознавала, что пора выбираться на свежий воздух или хотя бы в прокуренное соседнее кафе на аперитив.

Старая приятельница, с которой они были дружны еще со школьной скамьи и курилки за гаражами, разделила с Надей желание высунуть нос на свет божий, и они отправились в кафе, где Вера обычно встречалась с выпускающим редактором и где, возможно, бывал ее бывший муж, предположительно написавший текст. Надя даже не стала надевать верхнюю одежду, а быстро перепрыгнула переулок одним движением. Прохожие, увидев женщину в одном шерстяном платье посреди зимы, почему-то не удивились. Возможно, даже не приняли за городскую сумасшедшую.

Внутри кафе не было ничего примечательного. Полумрак. Дамы полусвета. Стаканы резные, у кого наполовину полные, у кого наполовину пустые. Пальцами теребят – женщины волосы, мужчины смятые сигаретные пачки, шуршат целлофаном. Целуют в горьковатые и сухие губы, почесывают носы. А тот престарелый усатый рыжеволосый франт в углу сморкается и потирает глаза. Видно, аллергия на сигаретный дым. Еще и иностранец.

Нет, если бы автор книги был сейчас здесь, Надя почувствовала бы это кожей.

Ее приятельница, Катька, хрупкая и тоненькая брюнетка с плотоядной улыбкой, казалась настолько миниатюрной, что ее с самого детства зазывали в цирк акробаткой, однако она стала оперирующим хирургом, шесть лет проработала в НИИ Склифосовского, а потом открыла частную клинику и с тех пор вела лениво-довольный образ жизни в центре Москвы. Трое детей в анамнезе, инфантильный муж – компьютерный гений, золотистый ретривер – все это доставляло ей радость, особенно когда она оставляла всех подопечных дома и выбиралась на встречу с подругой.

Надиному переезду из загородной сказки в суровую городскую действительность она радовалась, как ребенок Новому году. Втайне надеясь, что сможет скидывать своих подросших спиногрызов на выходные.