– Нейромедиаторы. Не более того, – продолжала она умничать.
– Вер, ты вообще во что-нибудь еще веришь?
– Верю, – остановилась она и с грустью заглянула мне в глаза. Я замер в искренности, у меня была ломка, срочно требовалась доза старой Веры. – Верю, что разум когда-нибудь победит! – Скривив зубы в едкой гримасе, она взяла меня под руку возле пешеходного перехода.
– Ты циник!
– Были хорошие учителя. – Она имела в виду то ли меня, то ли И.В., то ли всех разом. – А в уроках цинизма и жестокости ученик всегда превосходит своего учителя.
– Надеюсь, что нет, – поежился я.
Вера ненавидела звук, когда смычок смазывают канифолью, вареный лук и слово «нет».
Только спустя десять лет я понимаю, как счастливы мы были в этих диспутах и мелочных ссорах. Вера всегда говорила, что я довел ее до ручки, поэтому она начала писать. Книги. Что я занимался творческим подстрекательством. И вообще сломал ей всю жизнь. Хотя по факту мы оба переломили хребты друг другу. Просто я по глупости, а она – сам не знаю…
А потом появился Выхухоль, вырос как шампиньон после дождя. Нарисовался, хрен сотрешь.
Я как всегда работал в ночь, потом выпивал с бурятом, точнее как – бурят алкоголя избегал, помня истории, что генетически у них не хватает какого-то фермента, как у эскимосов, и чуть глотнул – все, привет. Поэтому он выступал трезвым водителем и по совместительству психотерапевтом. Я склеивал для него юных нимфеток, а позже удалялся, оставляя ему даму на выбор. В ту ночь мы в очередной раз зависли в ресторане, открытию которого поспособствовали, за что нам дали большой депозит. Мы поили девок «Дом Периньоном» и учили есть морских ежей.
Вера, как всегда, звонила мне несколько раз и, наткнувшись на длинные гудки, шла самостоятельно укладывать Степку. Зубы уже все прорезались, и ее мама с чистой совестью отбыла в Литву, а я – в привычную жизнь.
Она закончила кормить грудью и уже второй вечер подряд позволяла себе пригубить алкоголь. Забралась с ногами на широкий, золоченый своими руками и аэрозольной краской подоконник, налила бокал амаретто и, чокаясь с оконным стеклом, включала и выключала торшер пальцами ноги.
Ветер полоскал кроны деревьев.
Свинцовые тучи набухали над городом, напоминая взлохмаченный войлок.
Кто бы мог подумать, что в окне напротив в идентичной позе на подоконнике расположится угрюмый Выхухоль, будет вдыхать в легкие липкую московскую предгрозовую ночь и заметит растерянную девушку в соседнем доме.
– Эй! – ринется он в бой, надрывая связки. – Вы долго еще светом будете мне подмигивать?
– У меня муж загулял, а я стресс снимаю, – хамовито ответит ему Вера.
– Не хотите прогуляться по бульвару и выпить вина? – сделает он еще один заход.
– Я не могу. У меня ребенок спит, – сразу обозначит Вера, что она теперь, как выражаются, с прицепом. – Но, если у вас есть вино, можете зайти ко мне.
И он пришел. Охамел настолько, что заявился в мою квартиру, нацепил мои тапочки и пил из моего любимого (ну ладно, такого же, как и все остальные) бокала с моей женой. Разве что в утреннюю кашу не насрал.
А буквально через неделю Вера собрала свои пожитки и перебралась к нему. Без предупреждений и объявления войны, нанеся точечный удар своей армадой по моей скромной флотилии человеческих чувств.
Тогда я не выдержал, шустро прошмыгнул вслед за грузчиками, что перетаскивали детскую кроватку и громоздкие стопки книг, поднялся на этаж и замер у золотистых цифр квартиры № 41. Я закрыл тыльной стороной ладони глазок и нажал на звонок. Уверенная, что принесли очередную коробку, Вера открыла дверь.
– Давай поговорим, – поставил я ногу в дверной проход, чтобы не захлопнула и не захлопнулась. – Вер, я не понимаю, ты чего хочешь? Чтобы я за тебя сражался, отвоевывал?
– Да нет, я просто взяла и ушла. Ты же не хотел на мне жениться, и ребенка ты не хотел. Нет, ты любишь Степу. Но свою жизнь без нас ты любишь не меньше, давай начистоту! – трезво рассуждала она.
– Ты права. Не спорю, я хреновый муж, не самый заботливый отец. Но когда ты ушла, я понял, что хочу все обратно. Вер, я конченый циник и мудак. Но я люблю тебя.
– Вот и люби себе дальше. Я же тебе любить себя не запрещаю. – Вера не видела никакой драмы в происходящем.
– А как же Степа? – попробовал я надавить на больное.
– Да ему вообще по барабану. Он толком тебя и не видел. Ты же раньше часа ночи домой не приходишь, – сделала она меня всухую.
– Я не знаю, что сказать, Вер. Все так… Но… – пытался подобрать я слова, но нужные предательски исчезли из лексикона. – Я же ради вас…
– Нет, – она отрицательно покачала головой, – ты всегда ради себя.
– И что теперь будет? – чувствовал я, как почва ускользает из-под ног и я лечу спиной назад в бездну.
– Все будет хорошо: у тебя и у меня. Просто я больше в любовь без чувства самосохранения не играю. Прости, пока еще муж, но я выжила. Спаслась с летящего на айсберг «Титаника». И да, мы будем жить теперь окна в окна – и, просыпаясь каждый день, ты сможешь видеть, как я наконец счастлива. Или закажи плотные шторы. Тоже неплохой вариант.