Квест

Луиза почувствовала холод лезвия у шеи. Она, расширенными от ужаса глазами, всматривалась в его лицо: он казался взволнованным, как если бы происходящее сейчас было куда значительнее, чем случившееся между ними в дачном домике. Тогда он выглядел куда безмятежнее, словно их любовь и радость проведенных вместе мгновений, не волновали, не оставили в душе следа. Как если бы Луиза прошла мимо, мелькнула в толпе — и растаяла, как если бы не была главной любовью его жизни, как он не раз говорил. А теперь его глаза сверкали, белков не видно, настолько огромными стали зрачки, он тяжело дышал, сердце колотилось, — Луиза могла слышать стук, — на лбу блестели капли пота. Он медлил, но не потому, что колебался. Не потому, что хотел сохранить ей жизнь. Не потому, что жалел ее. Совсем нет. Хотел лишь подольше растянуть мгновение, продлить свое удовольствие. Девушка вручила ему жизнь, как делали другие до нее. Они поплатились за опрометчивые чувства. Так и есть, Луиза сама произнесла эти слова. «Моя жизнь принадлежит тебе», сказала она, и теперь он забирал ее жизнь со всем правом. Внезапно, и Луиза осознала это: ее тело расслабилось, она замерла, опустила руки. Поняла его правоту: ведь он спрашивал, согласна ли она принадлежать ему целиком, согласна ли отдать жизнь. Она согласилась. Уверяла, что пойдет за ним до конца, говорила, что любит его. Пусть будет так. Недопустимо стать клятвопреступницей дважды: предать Артема, потом Марка. Нет, это неправильно. Она дала слово и его сдержит.

Но можно ли любить убийцу? Разве это правильно? Разве такое возможно? Ведь он не тот человек, которым она его считала. Она полюбила чудесного мужчину, сошедшего со сцены во всем блеске своего таланта, удивительного, щедрого, любезного и бесконечно красивого. Он хотел восстановить театр, помогал беднякам, устроил в ее честь восхитительный бал. Но тот, кто перед ней сейчас… Он не Тонино, не покровитель Донска. И даже не прекрасный актер, танцевавший с ней волшебный вальс среди наряженных в чудесные платья гостей. Он — жестокий убийца и психопат, все, что он сделал, делал лишь для себя, не для нее. И бал — тоже не для нее. Ему хотелось посмеяться над ее наивностью, подыграть ей, запутавшейся, заблудившейся между миром фантазий и реальностью. Вот для чего был этот бал. Чтобы унизить еще сильнее, чтобы подчеркнуть его всемогущество и превосходство. Все было лишь обманом, мишурным блеском, ослепившим ее. Под окутанной тайной театральной маской скрывалась холодная пустота, безжизненный вакуум, в котором нет места чувствам. Луиза открыла глаза, сомнения отразились в ее взгляде, и Марк, отличавшийся внимательностью, заметил их. Он понял, что тянуть дольше нельзя. Еще немного, и она передумает, изменит мнение! Еще немного, и задумается, а любит ли его? Добровольно ли отдает ему жизнь? Нужен ли он ей? Тот ли это мужчина, кому она подарила сердце, кому согласилась принадлежать до конца? Этого нельзя допустить, пока не стало поздно, нужно заканчивать. Быстрее! Всего один миг — и его мрачная, но такая чувственная, такая яркая и оригинальная сказка будет разрушена! Он глубоко вздохнул, замахнулся. Рука замерла, он немного помедлил перед ударом, Луиза не сводила глаз с занесенного над ней ножа. Цветы нужно срезать. Она закрыла глаза и представила, как он покрывает ее остывающее тело бутонами роз. Белыми, в цвет ее платья. Алыми, в цвет крови. Желтыми, в цвет кометы.

Марк, понимая, что мгновение и так непозволительно затянулось, направил руку с ножом вниз, туда, где пока еще билась под тонкой белой кожей голубая жилка.

Сверкающее лезвие вошло в шею, очень прямо и очень глубоко. Редко кому удается нанести столь точный, можно сказать, виртуозный, удар. Кровь, горячая и темная, хлынула на белое платье Луизы. Она никогда прежде не думала, что крови бывает так много и что она такая горячая. Сейчас, глядя, как она льется, девушка понимала слова Марка про белое платье. На белом платье ее заметно особенно хорошо. Почему-то она подумала про белые простыни, которые вывешивали на балконы в Испании после первой брачной ночи, чтобы подтвердить непорочность невесты. Луиза читала о средневековой традиции в книгах, да и после Средневековья она оставалась в ходу в деревнях, лишь в наши дни нравы гордых жителей смягчились, к большому облегчению невест и их родителей. Сколько трагедий случилось из-за этих простыней, сколько судеб было сломано! Но лишь подтвержденный брак считался подлинным, настоящим. Ее платье тоже можно повесить куда-нибудь в подтверждение подлинности клятвы, опрометчивой, глупой, поспешной: принадлежать Тонино до самой смерти.