Квестер

— Или? — недовольно перебил его Пахан.

— Или штраф, — ещё более важно ответил «адвокат».

— Или?

— Или… не смогут они больше никогда и нигде работать! — с какой-то дрянной ухмылкой закончил Юрьсаныч.

Пахан вновь посмотрел на «должников».

— Ну, поняли, орлы, мать вашу? — и он особенно пристально глянул на «здоровяка». Тот как стоял с отвёрнутым в сторону лицом, так и не изменил позы. «Маленький» же смотрел на Пахана во все глаза.

— Поняли мы, поняли! — заюлил он. — Скажи…, то есть, скажите только — что делать надо? А то этих… денег у нас — нету!

Но «малыш» Пахану был уже совсем безразличен. На следующие слова ему была интересна только реакция «здоровяка».

— Здесь на кухне будете ишачить. Прибираться там…, посуду мыть, говно выносить. Месяц-два, а то и поболе, если хреново будете работать. Словом, как я решу! А там — посмотрим!

Эх, как глянул на него «здоровяк»! Из глаз такие лучи сверкнули, что кому другому вмиг жарко стало бы. Даже Кинг голову поднял. Но Пахан и не такого навидался — выдержал взгляд.

— Я не совсем то имел в виду…, Михаил Николаевич, э-э-э… насчёт отработать. — промямлил «адвокат».

— А я что имею, то и введу! — рявкнул на него Пахан.

Кинг насторожено поднял голову. «Адвокат» наоборот — испугано втянул свою в плечи.

— У вас что же, — пробубнил «здоровяк», — мужской работы, что ли, нет?

— Нет! — притворно-грустно ответил Пахан. — Только, браток, вот эта осталась! У меня, видишь ли, конкурс большой на каждое место!

«Адвокат» тоненько и тихо засмеялся. Вслед за ним усмехнулся и Пахан. И уже другим, развязно-начальственным тоном проговорил:

— Если согласны — дуйте к моему завкадрами, Валерь Семенычу. Если нет — пеняйте на себя, недоумки. Завтра ваши девки-мамки по частям вас собирать будут! — и снова поднёс к губам стакан с соком.

— Слышь…, слышьте, Михаил… Николаевич… — с трудом, видимо, произнося все эти «вежливости», вдруг заговорил «здоровяк». — Я в Чечне служил, оружием владею, повидал кой-чего! Что ж и мне … посуду… того… мыть?

— И тебе, солнышко! — «ласково» пропел Пахан, и слышно было, как заржали за дверью подслушивающие разговор охранники. «Здоровяк» весь налился жаром и, не обращая внимания на настойчивые «пойдём, пойдём» своего «маленького» напарника, всё же не унимался:

— Послушай, дядя, ты человек или кто? Мы же согласны на всё, не протестуем! Только дай работу… нормальную!

Пахан улыбнулся. Парня он «расколол» и «сломать» его теперь было — раз плюнуть.

— Нет, родной, у меня для тебя другой работы нету! И не дядя я тебе! Дядя твой твою мамашу, видать, слишком часто трахал, раз получился у неё такой выродок!

И этой фразой Касьянов добился, чего хотел: разум у «здоровяка» помутился. Он рванулся к Пахану, громко сопя и сжимая кулаки. Зазвенела падающая со стола посуда, дёрнулись охранники у входа, но Касьянов и ухом не повёл: он знал, что через секунду верный Кинг накажет парня и за его гордыню, и за его несдержанность. И долго потом придётся охранникам разжимать челюсти собаки, чтобы освободить ногу этого «орла». А парень будет орать от боли. Дико орать…

2

Но «здоровяка» остановил не Кинг, а… его же «маленький» напарник. Правда, с большим трудом остановил, но тут очень кстати подбежали охранники из фойе. «Очень кстати» — это для Пахана, потому что Кинг, его верный Кинг, его лучшее оружие…. не прыгнул и не вцепился «здоровяку» в ногу или в руку. Когда «здоровяк» рванулся на Пахана, собака не нашла ничего лучшего, чем положить морду на колени хозяина и протяжно жалобно проскулить, смотря при этом на Касьянова какими-то «просящими» глазами.

Пахан аж отшатнулся от пса — такое поведение собаки было… нет, не неожиданностью — настоящим ударом!

— Ты что, Кинг? — заорал он, начисто забыв про «здоровяка». — Ты что, сучья морда, службу забыл, а? Совсем охренел?

Но собака вслед за головой положила ему на ноги ещё и передние лапы, а носом уткнулась в живот. Глаза Кинга по-прежнему смотрели на него просительно, нет, даже — умоляюще!

Оторопевший Пахан оглядел присутствующих: охранники, пыхтя от натуги, с трудом держали «здоровяка», рядом с ними стоял испуганный «малыш», на соседнем стуле — съёжившийся «адвокат», ожидавший, по-видимому, большой драки. Тут, в общем-то, все ожидали большой драки — и уборщицы, и официантки, и охранники. Но того, что произошло в следующий момент, не ожидал никто …

Уборщицы и официантки, бармен и охранники, — все, кто видел и слышал это, потом не верили своим глазам и ушам. Они переспрашивали друг у друга, они убеждались в том, что это действительно было, и снова переспрашивали, потому что поверить в такое было невозможно.

С Паханом вдруг что-то произошло, он как будто «просветлел» (в полумраке клубного зала это было особенно заметно). Словно тончайшая чёрная шелуха слетела с Касьянова. Он вдруг выпрямился, как-то «облегчённо» вздохнул и совсем-совсем другим голосом сказал (нет — попросил!):

— Отпустите…., пожалуйста!