Квинтовый круг

Однако благорастворения особого – воздухов то есть – не было. Мясо варилось немытое, непотрошеное… Но и на блевоту не тянуло. Воняло, но терпимо.

Семен слушал радио, не вникая в болтовню дикторов и ди-джеев, подбрасывал в огонь полешки, пару раз подлил в котел воды… Думалось, наверное, но о чем – он понять не мог. Было не скучно, хотя и веселья не замечалось, никакой нечистой силы поблизости он не ощущал (и не рвался), – так и скоротал время, пока не услышал первый петушиный крик через три двора.

Снова надел перчатки, снял с таганка котел и отнес его в заранее приготовленную ямку. Накрыл досками, залил костер из припасенного ведра и пошел в дом.

Спать не хотелось. Хотелось помыться. Он включил колонку и стал набирать ванну.

Одиннадцать других ночей ничем не отличались от первой. Правда, на четвертый день он зверски напился, причем в одиночку, но – словно какой-то часовой механизм работал в его организме! – проснулся вовремя и с легкой головой, так что все успел, не опоздал. Нечистая сила не беспокоила, он отбыл все «собачьи вахты», как положено опытному матросу.

Когда на двенадцатую ночь запели петухи и Семен Орестович, надев перчатки, взялся за дужку котла, ему показалось, что кто-то разочарованно взвыл на разные голоса. Но обращать на это внимание он не стал, а сделал все, как суседка велел. Потом прутиком покопался в золе. Да, действительно, одна-единственная косточка. Взяв ее чистой ветошкой, в нее же косточку и завернул. Снова вымылся в ванне (теперь он делал это каждое утро), стал думать, как убить время – нетерпение его просто колотило! – и незаметно уснул в кресле.

В урочный час домовой ждал его на чердаке.

– Так, кость у тебя? Давай ее сюда.

Семен Орестович сунул тряпочку с костью в лохматую руку.

– Она! – повертев косточку перед глазами в свете луны, облегченно заявил домовой. – Ну, теперь можно и ко второму этапу переходить.

– А кость… что – у тебя останется?

– Конечно, – с нескрываемым удовольствием ответил домовой. – Она мне, собственно, ни к чему, но тебе – тоже, если ты Силы хочешь. Не понял? В том-то и смысл. Чтобы отказаться от маленькой Силы в пользу большой.

– А-а, – разочарованно протянул Семен.

– А что, хотелось небось невидимым пошляться? Хотелось, вижу… Да не придется пока. Теперь тебе надо неразменный рубль добывать. А как это делается – объясню, когда казенной угостишь. Что? Не принес?! Ну, тогда до завтра, дорогой! – ехидно заявил домовой.

– Да принес, принес, – успокоил его Семен Орестович. – И даже селедку. Давно селедочки не пробовал?

– Давно, – согласился собеседник. – Селедка – это славно.

После выпивки домовой, как всегда в таких случаях очень похожий на институтского доцента Корнева, рассказывающего, что по Гегелю во главе государства должен стоять монах (Корнев в своих юношеских конспектах пропустил в слове «монарх» букву «р»), стал объяснять:

– Вторая ступень – это искус. Будешь добывать неразменный рубль. Э, нет, рубль не годится, что на него сейчас купишь? Гусь-то рублей четыреста стоит, надуют тебя как пить дать! Да и где они, серебряные-то рубли? Проси неразменный бакс!

– У кого его просить? В банке «Империал», что ли? – поинтересовался Семен.

Домовой хихикнул.

– У нечистой силы. В банке, наверное, такой доллар есть, да кто его тебе даст? Ладно, хватит веселиться, слушай и запоминай.

Глава седьмая

Давненько Семен Орестович не бывал на куличевском базаре. (Именно так, а не рынком называли его все.) Городской базар на церковной площади славился в давние времена на всю губернию. Это была не ярмарка, привязанная к какому-то празднику, – постоянно действующий рынок! Но съезжались на него со всех концов немалой округи, ехали, бывало, сутками: даже из Ростошей, даже из Рязанки, из казачьего края. Тут во времена оны торговали лошадьми, мясные ряды разве что верблюжатину не предлагали, а медвежатина случалась.

Нет сейчас в этих местах медведей, повывели. И лошади спросом не пользуются, а если кому надо – езжай в Хреновское на конезавод, покупай выбраковку, в Куличе не купишь. Зато вещевой рынок тут огромный, не уступит иному областному центру. Продавцы с Украины, Молдавии, даже Казахстана, барахло китайское, тайваньское, турецкое, румынское… А дальше – большущий павильон: здесь торгуют съестным. И, конечно, одним лишь местным, своего производства.

Семен даже умилился, увидев горшки с варенцом (здесь его называли кислым молоком), покрытым коричневой пенкой, с детства не встречал. Да и в Куличе-то такого варенца не было всю эпоху развитого социализма, а сейчас – пожалуйста! Рука сама полезла в карман за кошельком, но вовремя остановилась.

Нельзя! Не за этим пришел!