— Красивый мужик — хоть я в этом и не сильно разбираюсь, чересчур улыбчивый хреняка. Сразу видно, что деньги не считает, да еще до тошноты общительный. Языком чешет, словно лезвием вскрывает кожу, гнет свою правду и абсолютно не стесняется. Закидывает Дашку под мышку, да так в танцевальный зал и вносит. По два, а то и три часа он там с ней кувыркается возле хореографического станка. Растягивает, как сучку, на шпагат. Я сам все видел! — бьет в свою грудь мелким кулаком с зажатой между пальцев сигаретой. — Потом е. ет нашу малышку Дори на втором ярусе, — двумя руками показывает, как этот сукин член трахает Смирнову. — Представляешь, какая у пизд. ка силища? Она визжит и стонет. Вот был случай, например, я в нашу тренерскую нечаянно ввалился, когда он с ней там в душевой резвился. Знаешь, что такое сквирт, горемычный?
Киваю головой — конечно, я вроде бы не маленький, зачем-то проглатываю дым и задыхаюсь. Кашляю, исхожу слезами, немею и окончательно охреневаю от того, что слышу. Бусинцев говорит сейчас серьезно? Он ведь не шутит?
— Она почти мочилась ему на руку, Ярослав, когда он большим пальцем дергал Дашке клитор. Он шпилил сучку пальцами и даже не потел, при этом доводил шлюшку до самого уссыку. Кстати, — затягивается сигаретой, — всегда муфлон один и без женской пары. Так, какой тут вывод, Слава?
— Ярослав! — прищуриваюсь и губами зажимаю свою никотиновую отраву.
— Ярослав! Извини. Пока что не привык. А какого хрена Славой усиленно представлялся?
Уже неважно — проехали и забыли в плохом настроении надуманное имя!
Вздергиваю верхнюю губу и поворачиваюсь лицом к выбирающемуся из автомобильного салона ну очень странному субъекту. Пятьдесят? Шестьдесят с копейками? Или все же сорок? Молодо выглядит урод, наверное, из-за того, что этот стильный мужичок хорошо физически укомплектован, «сука» — хрен однозначно полноценный.
Высокий! Худой, поджарый, крепкий! Гибкий, очень верткий хер! С надменной и высмеивающей все и вся улыбочкой! Вероятно, пожизненная пошлость с рожи не стирается. Он ведь трахал ее рукой и доводил до исступления.
Сжимаю тёмно-серый пластик в скрюченный кулак и скребу искусственными ногтями по протезированной поверхности:
«Кто ты? Кто ты такой? Ты… Сука! М-м-м-м! ЗАДРОТ! Как же так?».
— Добрый вечер, Игорь, — мудак протягивает Игорюше руку.
— Здравствуйте, — Бусинцев с улыбкой на лице ладонь ублюдку пожимает. — Вас Даша уже ждет.
— Отлично! — убирает руку и трогает свое лицо, потирая бровь и переносицу.
Я стопроцентно вижу золотую тонкую полоску на безымянном пальце богатого кретина. Это определенно обручальное кольцо! Он ведь женат, кумпарсита!
Чмошник ровняется со мной, поворачивает голову и, кажется, презрительно… Подмигивает?
— Добрый вечер.
Нет слов! Откровенный долбоеб, да к тому же без какого-либо стеснения.
— Добрый вечер, — отвечаю.
Мужик проходит мимо, резко открывает дверь и заваливается внутрь помещения.
— Он женат? — с застывшим взглядом на машине экстравагантного хлыща задаю, наверное, вопрос Вселенной, которым еще неделю назад была сильно озабочена Даша, когда выдавала мне неохотное согласие на совместную чашку кофе после очень неожиданной встречи с неудержимым совсем не милым и зеленым Халком в женском обличии.
— Кто?
— Этот, — мотаю головой назад, — мужик.
— Какая разница, Ярослав?
Какая разница? И в самом деле! Мое вот семейное положение ей совсем не подошло — я, так уж вышло, очень рано разведен, имею взрослого ребенка, к тому же, по трагической неосторожности на чемпионате, от результата которого зависела моя дальнейшая спортивная карьера и предполагаемый очень долгожданный переход в повышенную формульную серию, в двадцать пять лишился левого предплечья и с той же стороны кисти вместе с пальцами, естественно.
У меня есть сын, Смирнова Даша! Ему уже четырнадцать, и он почти мужик! Я тридцатидвухлетний инвалид по глупости и по непреодолимой жажде к скорости и гоночному спорту, у меня в наличии дорогостоящий протез и по выдуманному самому себе расписанию минет от шлюхи с лошадиным иностранным именем. Есть дом, в котором жить нельзя, потому что там воняет бензином и машинным маслом, есть эксклюзивная и дорогая тачка, которую купил за небольшую часть огромных денег, которые за полученную инвалидность мне выплатили спонсоры конюшни со стальными жеребцами. Я не сказал о сыне, про отсутствующую руку она и сама все поняла. Она большая умница — в темноте заметила! Стало очень тяжело скрывать факт присутствующего невосполнимого увечья. О ребенке, о сыне… Не сказал, не сказал, не сказал! И что? Я нагло умолчал, зато теперь прекрасно понимаю, что в тот момент поступил взвешенно и очень верно. Скажи я ей, что Кирилл — здоровый взрослый парень, добавив на закуску, что женился на первой девушке в задуренные восемнадцать лет, а в девятнадцать по зеленой неосторожности получил первое тяжелое ранение, как бы Смирнова отнеслась ко мне? Как к тупому недоразвитому имбецилу? Или к однозначному бесперспективному придурку? Или все-таки дала мне шанс?