Лабиринт

Вот и всё, остался финальный штрих. Даже если спасатели прилетят сейчас, то основную часть улик я уже уничтожил. Зайдя за административное здание, чтобы взять свой рюкзак, который я оставил там перед тем, как побежать отвлекать сообщников Сергея, я вспомнил, что трогал шею задушенного Виталия, когда проверял его пульс – нужно стереть отпечатки. Конечно, все подтвердят то, что я лишь проверял, жив ли он, но лучше не рисковать. Я залез через открытое на кухне окно и, задержав дыхание, чтобы не чувствовать тошнотворный запах затхлых фекалий, приоткрыл дверь медпункта и протёр шею Виталика. Пока я это делал, моё внимание привлёк лежащий рядом с его рукой телефон, на который никто ранее не обратил внимание. Взяв его, чтобы можно было связаться с остальными, в том случае, если в горах появится связь, я вылез через окно на улицу и пошёл к лежащему на земле рюкзаку. С ранцем за плечами я прихватил с собой канистру с топливом и побежал в сторону шахты, где залил все кровавые следы, которые могли быть оставлены в том числе и мной, топливом из канистры. Убедившись в том, что разлитое топливо не затронет тело Саши, я поджёг солярку и бросил в полыхающее пламя канистру с остатками топлива. Теперь нужно лишь сделать последний рывок и из последних сил убежать как можно дальше отсюда. В какой же стороне город? Кажется, Лера ночью говорила, что слева от меня – туда и побегу.

Еле волоча ноги от усталости по горам в направлении, в котором даже не был уверен, я осознал, что вертолётов МЧС я так и не увидел, и не услышал. Солнце уже зашло и наступили сумерки, в которых сложно было что-либо разглядеть в отсутствие фонарика, который я, разумеется, с собой не взял. Впервые взглянув на смартфон Виталика, который показывал девять вечера, я обнаружил, что связи как не было, так и нет. Дальше идти нет ни возможности, ни сил, и где бы я ни был, пора было остановиться.

Разложив спальный мешок, я уселся на него и начал без разбора жевать всё то, что было в рюкзаке, оставив на утро одну пол-литровую бутылку воды и яблоко. Приятно было набить живот едой после такой физической нагрузки. Бутерброды с маслом и колбасой, которые я бы никогда не стал есть в обычной ситуации, таяли во рту, и мне казалось, что это просто восхитительный деликатес, способный удовлетворить даже мои вкусовые пристрастия. Залпом выпив литр воды, я осознал, что надо было брать больше жидкости – очень хотелось пить. Следовало взять еду из рюкзака Саши, который стоял на улице рядом с моим, но второпях совсем об этом не подумал. После того как я поел, я залез в спальный мешок, и перед глазами вновь открылось ясное звёздное небо, на котором простиралась блеклая полоса Млечного пути.

Подумать только, я лежу здесь, посреди гор, в лучах луны, живой и, кажется, почти здоровый, а мог бы сейчас лежать мёртвый вместе с Сашей там, около шахты. И на кой чёрт мы погнались за ними, если нашей задачей было их отвлекать? Может, и вовсе стоило пойти со всеми, и всё бы обошлось? Поразительно, что остальные не вызвались пойти с нами, чтобы навалять сообщникам Сергея, когда они вышли из укрытия. Ладно Лера, она же девушка, но Пётр и Лёша?! Ведь всем было жутко страшно в тот момент, но почему же мы с Сашей, рискуя своими жизнями, пошли навстречу опасности, в то время как они сбежали? Беги или сражайся – девиз всего живого, который, кажется, нам рассказывали ещё на уроках биологии в шестом классе. Произошедшая ситуация – типичный пример этому. Но почему я решил сражаться, вместо того, чтобы бежать, если, откровенно говоря, осознавал, что шансов выжить при встрече с теми двумя людьми у меня практически не было? Ведь тот девиз, который нам преподавали на уроке, был полностью направлен на самосохранение. Может, это была очередная подсознательная попытка самоубийства, как в тот раз с электричкой? Не хотел убивать себя сам, поэтому нашёл тех, кто может это сделать, и полез на рожон? Есть ли в таком случае хотя бы доля геройства в моём поступке? Преследовал ли я интересы тех, кого защищал, или свои, идя навстречу опасности? Но ведь брата я убил потому, что он хотел убить меня! Нет, не хочу я кончать жизнь самоубийством, даже подсознательно, иначе я бы просто позволил Игорю расправиться со мной. Если так, тогда зачем я побежал за сообщниками Сергея, когда обнаружил, что они убегают от нас? Это же лишено всякого смысла. Я видел, что они убегают и, пожалуй, мог бы в тот момент понять, что они не заметят остальных, когда те будут выбегать из-за здания, чтобы скрыться. Но ведь я продолжил бежать за сообщниками и не остановился. Бежал до последнего, даже тогда, когда потерял их из виду. Так же, как и брата, я продолжал бить молотком, хотя уже после двух ударов по нему, он не представлял для меня никакой опасности. А Сергей и вовсе сидел в здании и не нападал на меня.