Лабиринт призраков

Исаак Монфорт, хранитель заколдованного замка, два или три раза в день подавал Алисии поднос со стаканом молока, гренками с маслом и джемом, фруктами и сладостями из кондитерской «Эскриба», покупавшимися по воскресеньям. Помимо литературы и затворничества у Исаака имелись и другие слабости: особенно он любил пирожные с кремом и кедровыми орешками. Уступив настойчивым просьбам Алисии, Исаак начал приносить пациентке старые газеты, несмотря на возражения доктора Солдевильи. И таким образом Алисия прочитала все, что писали в прессе о смерти Маурисио Вальса, и почувствовала, как кровь вновь закипает в жилах. «Вот что спасло тебя, Алисия», – подумала она.

Почтенный Исаак, внешне суровый и резкий старичок, заботился об Алисии со всей душой, поскольку проникся к ней симпатией, которую почти не скрывал. По его словам, Алисия напоминала ему покойную дочь. Исаак всегда носил с собой две фотографии Нурии. На одной была запечатлена загадочная женщина с печальным взглядом, а на другой – сиявшая улыбкой девочка, обнимавшая человека, в котором Алисия узнала Исаака.

– Сложилось так, что она даже не узнала, как я ее любил, – с горечью признавался он.

Порой, поставив перед Алисией поднос с едой и дождавшись, когда она осилит пару кусочков, Исаак заводил речь о Нурии, не скрывая сожалений и раскаяния. Хранителя затягивало в омут воспоминаний. Алисия внимательно слушала его. Она догадывалась, что старик прежде ни с кем не делился своей бедой. И судьба послала ему чужую женщину, так похожую на ту, кого он любил, чтобы теперь, когда стало слишком поздно и нельзя было ничего исправить, он мог найти утешение, попытавшись спасти ее и подарив заботу и нежность, предназначенные погибшей. Рассказывая о дочери, истерзанный воспоминаниями старик начинал плакать. Тогда он спешил уйти и не показывался в течение нескольких часов. Искреннее горе лучше переживать в одиночестве. В глубине души Алисия испытывала облегчение, когда Исаак забивался со своей безбрежной печалью в уголок, чтобы утонуть в ней с головой. Она привыкла к любой боли, однако так и не научилась спокойно смотреть, как плачут старики. Это было невыносимо.

Друзья дежурили и развлекали Алисию по очереди. Даниэль с удовольствием читал ей фрагменты из книг, которые находил на полках лабиринта. Особенно часто он обращался к произведениям неведомого Хулиана Каракса, питая к нему особую слабость. Проза Каракса напоминала Алисии музыку или шоколадные пирожные. Каждый день, когда Даниэль читал ей вслух книги Каракса, она на несколько часов отправлялась в путешествие в глубину зачарованного леса из слов и образов, и всякий раз ей было жаль покидать его. Больше всего Алисии понравился роман «Никто». Последний абзац она даже выучила наизусть и нашептывала себе под нос вместо колыбельной, когда пыталась заснуть:

«Он сделал состояние во время войны, а в любви потерял все. Судьбой было предначертано, что он не рожден для счастья и ему не придется вкусить плод запоздалой весны, отогревшей сердце. И тогда он понял, что до конца дней обречен жить в вечной осени одиночества и что, не считая воспоминаний, его спутниками будут лишь тоска и сожаления. И если однажды случайный прохожий спросит, кто построил этот дом и кто жил в нем до того, как он превратился в зловещие развалины, люди, знавшие, каким дом был прежде, и помнившие всю его проклятую историю, отведут глаза и произнесут тихо, надеясь, что слова их унесет ветер: “Никто”».

Вскоре Алисия узнала, что в окружавшей ее компании заводить речь о Караксе не следует, особенно в присутствии Исаака. Семпере с Караксом связывала своя, глубоко личная история, и Алисия предпочла не ворошить пепел семейных преданий. Исаак, в свою очередь, не мог спокойно слышать имени писателя, непременно впадая в ярость. По словам Даниэля, причина заключалась в том, что Нурия была влюблена в Каракса. Старик не сомневался, что источником всех несчастий, постигших его бедную дочь и завершившихся ее трагической гибелью, являлся именно Каракс. Он считал его полоумным типом, кому однажды пришла в голову бредовая мысль сжечь все тиражи своих книг, в чем Исаак ему охотно помог бы, не будь он посвященным хранителем лабиринта.

– Исааку лучше не напоминать о Караксе, – предостерег ее Даниэль. – Если поразмыслить, лучше вообще никому о нем не напоминать.