Лабиринт призраков

Единственным человеком, видевшим Алисию насквозь и не питавшим ни малейших иллюзий или сомнений на ее счет, была жена Даниэля. Беа купала раненую, одевала, расчесывала ее волосы, давала лекарства, однако взглядом она требовала неукоснительного соблюдения договора, который женщины негласно заключили. Беа о ней прилежно заботилась, помогала приводить себя в порядок и восстановить силы для того, чтобы Алисия сразу ушла из жизни семьи, исчезла навсегда, не успев причинить вреда.

Алисии всегда хотелось стать такой женщиной, как Беа. Но чем больше времени они проводили вместе, тем яснее она сознавала, что подобное преображение невозможно. Беа говорила мало, и еще меньше задавала вопросов, но именно ее Алисия лучше всех понимала. Алисия не отличалась сентиментальностью, обычно избегая ненужных объятий и прочих глупых нежностей, однако не раз испытывала желание обнять Беа. К счастью, в последнюю секунду она сдерживала неуместный порыв. Стоило им посмотреть друг на друга, и все мгновенно становилось на свои места: не могло быть и речи об открытии филиала благотворительного общества помощи девушкам, попавшим в беду. Обе женщины имели свои обязательства, которые требовалось выполнить.

– Надеюсь, скоро вы освободитесь от меня, – говорила Алисия.

Беа не поддавалась на провокации, не жаловалась и не позволяла себе упреков. Она с бесконечной осторожностью меняла Алисии повязки и втирала в старую рану на бедре целительный бальзам. Доктор Солдевилья специально заказал мазь проверенному аптекарю: снадобье успокаивало боль, не отравляя кровь. Совершая необходимые процедуры, Беа не проявляла ни жалости, ни сочувствия. Она была единственным человеком, не считая Леандро, в глазах которого Алисия не замечала ни отвращения, ни ужаса при виде ее обнаженного тела, обезображенного ранами во время войны.

Единственной нейтральной темой, какую женщины могли обсуждать миролюбиво, не опасаясь скопления грозовых туч на горизонте, являлся малыш Хулиан. Самые оживленные и доверительные беседы обычно завязывались у них, когда Беа обмывала Алисию с помощью куска мыла и кувшинов с теплой водой, которую Исаак согревал на плитке в комнатке, служившей ему кабинетом, кухней и спальней. Беа обожала своего малыша. Природа ее самозабвенного чувства оставалась для Алисии загадкой.

– Однажды он признался, что когда подрастет, то захочет на вас жениться.

– Полагаю, как хорошая мать вы уже объяснили ему, что на свете существуют плохие девочки, которые не годятся для семейных уз.

– И вас следовало бы выбрать среди них королевой.

– Именно так заявляли все мои потенциальные свекрови. И не без оснований.

– В таких вещах здравый смысл не играет роли. Я живу в окружении мужчин и уже давно поняла, что большинство из них неуязвимы для логики. Единственное, что они способны усвоить, и то далеко не все, это закон всемирного тяготения. Мужчины не прозреют, пока не споткнутся.

– Подобное изречение невольно заставляет вспомнить о Фермине.

– Ничто не проходит бесследно, а я много лет слушаю его философские перлы.

– Что еще придумал Хулиан?

– Его последним откровением стало то, что он хочет быть писателем.

– Смышленый ребенок.

– Вы даже не представляете, до какой степени.

– А больше вы не планируете?

– Детей? Не знаю. Мне бы хотелось, чтобы Хулиан рос не один. Хорошо бы ему иметь сетричку…

– Вторая женщина в семье.

– Фермин полагает, что это несколько разбавило бы концентрацию тестостерона, плачевно действующего на мыслительные способности членов семьи. Впрочем, за себя он спокоен, поскольку его тестостерон не развести даже скипидаром, как он утверждает.

– А что говорит Даниэль?

Беа помолчала, потом пожала плечами:

– Даниэль с каждым днем говорит все меньше.

Миновало несколько недель, и Алисия почувствовала, что начинает выздоравливать. Доктор Солдевилья осматривал ее ежедневно утром и вечером. Солдевилья был скуп на слова и обычно тратил их, обращаясь к другим. Порой Алисия замечала на себе его взгляды украдкой. Он будто задавался вопросом, кто это странное создание, и, похоже, не горел желанием узнать ответ.

– У вас на теле много шрамов от прежних ранений. И некоторые были серьезными. Вам следовало бы подумать о перемене своих привычек.

– Не беспокойтесь за меня, доктор. У меня жизней больше, чем у кошки.

– Я не ветеринар, но считается, что у кошек их всего семь, а вы, по-моему, исчерпали резерв.

– На будущее мне хватит лишь одной.

– Интуиция подсказывает мне, что вы не готовы посвятить себя благотворительности.

– Смотря что вы вкладываете в это понятие.

– Не знаю, что меня тревожит больше, ваше физическое здоровье или состояние души.

– Оказывается, вы не только врач, но и священник. Вы – завидная партия.

– В моем возрасте различия между медициной и исповедальней стираются. Однако сдается мне, что я слишком молод для вас. Болит сильно? Бедро, я имею в виду.

– Мазь помогает.

– Но меньше, чем средства, которыми вы пользовались прежде?

– Меньше, – призналась Алисия.

– Какую дозу вы принимали?

– Четыреста миллиграммов. Иногда больше.