Лабиринты свободы

Ночью на постоялом дворе Костюшко плохо спалось. Он долго не мог уснуть, то вспоминая проведённый вечер в доме Вашингтона, то рисуя в своём воображении будущую семейную жизнь с Мадлен. А когда его веки глубокой ночью плотными завесами всё-таки опустились на глаза, среди мелькающих картинок сна он увидел брата Иосифа, почему-то очень сердитого и грозившего ему указательным пальцем. Затем брата заменил Бенедикт Арнольд в форме простого солдата, стоящего по стойке «смирно» перед входом в дом Вашингтона. А перед самым пробуждением вдруг явилась Мадлен, на которой было надето красивое бальное платье белого цвета. Она грустно улыбалась и постепенно удалялась от него. Костюшко протягивал к ней руки, желая обнять, но она почему-то всё время ускользала от него. Когда же Тадеуш сумел схватить её в объятия, то увидел перед собой не Мадлен, а лицо Людовики.

Проснувшись от ударов стучащего в волнении сердца, Костюшко некоторое время сидел на кровати, вспоминая каждое мгновение своего сна. Сердце понемногу наладило привычное ритмичное движение, и Костюшко, умывшись по старой привычке холодной водой, окончательно пришёл в себя. Разбудив Томаша и быстро позавтракав яичницей, услужливо приготовленной хозяйкой постоялого двора, он со своим ординарцем уже через час скакал за пределами Филадельфии к месту расположения своего гарнизона.

Дорога домой всегда кажется короче, чем дорога из дома. Костюшко, счастливый и радостный от предстоящей встречи с Мадлен, возвращался в гарнизон, с нетерпением ожидая, когда вновь заключит её хрупкое тело в свои объятия.

Мадлен тоже с волнением ожидала его приезда. В душе она надеялась, что та единственная ночь, проведённая с Костюшко, была не просто кратковременной вспышкой чувств, а получит своё продолжение. Ведь в душе каждой женщины, находящейся в обществе, где преобладают в основном мужские особи, теплится надежда, что среди всех этих мужиков найдётся для неё один-единственный и на всю жизнь.

Костюшко не тянул время с объяснениями и по возвращении сразу предложил Мадлен переехать к нему «на постоянное место жительства». Мадлен, ещё не веря своему счастью, не раздумывала и в тот же день перевезла вещи в его дом. Но недолго молодые люди радовались своим чувствам и отдавались друг другу в неге и ласках. Томаш, исполняя роль почтальона и разлучника, ранним утром опять тихо постучал в двери дома своего командира и передал ему очередной пакет, но уже не от генерала Грина, а лично от Вашингтона. Вскрыв с утренним раздражением пакет, Костюшко поменял гнев на милость. Вашингтон приглашал его срочно в Филадельфию на процедуру присвоения ему генеральского звания, а такая новость не могла быть неприятной. Только Мадлен выглядела огорчённой: ведь их медовый месяц был прерван почти в самом начале и неизвестно ещё, на какое время.

— Ну что ты, что ты, — успокаивал Костюшко погрустневшую девушку, заметив в её глазах слёзы. — Я скоро вернусь. Сама понимаешь, генеральские звания мне не часто присваивают.

Девушка улыбнулась сквозь слёзы. Тадеуш не понимал, что чем больших высот он достигает в армии, тем дальше она, простая девушка, отдаляется от него. Мадлен было грустно от нехорошего предчувствия, но она взяла себя в руки, чтобы не огорчать будущего генерала. Она быстро собрала еду в дорогу для него и Томаша (к его большому удовольствию) и через час уже стояла на перекрёстке, наблюдая, как они удаляются, на горизонте превращаясь в две маленькие точки.

В отсутствие Костюшко Мадлен продолжала заниматься своей повседневной работой: она, как и все женщины, которые «кормились» при армии, готовила еду для солдат и офицеров, убирала, стирала бельё, выполняла всю ту чёрную работу, которую не могли и не должны были делать тысячи солдат. Зато эти же солдаты должны были в любую минуту быть готовы идти в бой на смерть, если им прикажут их командиры.

Осторожно, чтобы не свалиться с небольшого мостика в реку, Мадлен склонилась к воде и начала полоскать бельё, когда её окликнул знакомый голос:

— Здравствуй, Мадлен! Что-то ты в последнее время избегаешь встреч со мной?

Мадлен обернулась и с большой неохотой поздоровалась с сержантом Вэйном. Когда под Саратогой погиб её отец, она чувствовала, что осталась совсем одна на этом свете, без защиты и опоры, и в это время к ней «подкатил» этот сержант. Они встречались недолго, пару месяцев. Ещё тогда Мадлен поняла, что ни о каких серьёзных отношениях Вэйн даже и не помышлял. Ему надо было только одно — её тело, а на всё остальное ему было наплевать. Мадлен порвала с ним, но не потеряла надежду найти того единственного, с кем она бы могла создать семью и обосноваться в каком-нибудь штате на небольшом клочке земли. Но все её дальнейшие знакомства с мужчинами заканчивались так же, как и с Вэйном. Она уже почти потеряла надежду на личное счастье, когда вдруг произошла эта неожиданная встреча с Тадеушем у реки.

Вэйн подошёл поближе и присел на корчагу. Он внимательно наблюдал, как Мадлен полощет бельё, и, наконец, сказал:

— Говорят, что ты скоро покинешь форт? Это правда?