Ландскнехт шагает к океану

— Ну нас-то не проведёшь! Какой всё ж таки молодчина Гюнтер. Счас этот олух высунется из-за щита, и я, а то кто же ещё, с превеликим удовольствием прострелю его поганую башку. — Михель рванулся вперёд, но вдребезги расшиб свой порыв о недвусмысленно-запрещающий жест Гюнтера.

— А как же Михель, как же Макс? — сквозь счастливые рыдания произнёс Мельхиор. Оказывается, слёзы не растворили его недоверия, оно просто осело на дно.

— Я клянусь тебе, слышишь, клянусь, что ни Макс, ни Михель, ни Гийом, ни Ганс, — Гюнтер дважды повторил имена, чтобы Мельхиор лучше прочувствовал, — до тебя и пальцем не дотронутся. Веришь ли мне? — и обернувшись вглубь комнаты, Гюнтер громко, грозно, раздельно произнёс: — Ни с места, поняли! Кто сделает хоть шажок — уложу на месте!

И Михель, и все остальные поняли, что это отнюдь не пустая угроза.

— Как же так! — едва не заорал Михель, но прикусил губу. Возбуждённо зашушукались Гийом с Максом. Даже Ганс заворочался и застонал в своём углу, хотя вряд ли издаваемые им звуки относились к сложившейся ситуации. Только Маркус на отшибе ничем не выразил своих чувств.

— На пол! Все на пол! — последовала новая команда Гюнтера.

Ружьё Михеля в руках, а Гюнтерово лежит на подоконнике. Михель, если захочет, сможет сразить Гюнтера быстрее, чем тот Михеля. А далее? Это не выход. Где-то на самом донышке души Михеля сохранилась горстка доверия к Гюнтеру.

И ещё Михель осознал, что Гийом, и Макс, и Маркус, три здоровых мужика, ровно дети малые, обиженные странным дядькой Гюнтером, заглядывают в рот ему, Михелю, ждут его слов, распоряжений, действий. Если он сейчас выстрелит в Гюнтера — воспримут как должное.

Притворно покряхтывая, Михель опустился на пол. Мелькнула мысль перевернуться на спину, закрыть глаза, скрестив руки на груди, но странные речи Гюнтера, его непонятные приказы, возможно, потребуют противодействия, так что надо быть начеку. Михель устроился на животе, не выпуская мушкет из рук и исподлобья приглядывая за Гюнтером. Рядом торопливо устроились Макс и Гийом, Маркус сзади, причём Макс тут же, брызгая слюной, стал что-то горячо нашёптывать Михелю, явно интригуя против Гюнтера, но Михель махнул рукой — отвяжись. Гийом, как всегда, был спокоен и вроде полностью уверен в вожаках — не продадут, вызволят. Только внимательно присмотревшись, можно было разглядеть в глубине его зрачков застывшие льдинки страха. Да кому бы приспичило его разглядывать. Михель по крайней мере был уверен, что Гийом не позволит этой льдинке растаять и затопить сознание. Другое дело импульсивный, взрывной Макс.

Но их возможные действия в данный момент меньше всего интересовали Михеля. Горизонт наглухо заслонила гигантская фигура Гюнтера. Важно, что этот умник замыслил.

Михель ощутил накат волны чёрной ярости. Какого чёрта он, словно бычок на поводу у Гюнтера, покойно и покорно топает на бойню, а повод сей свит из хитроумных словес Гюнтера.

Держись, Михель! Не спеши впадать в безумие. Сегодня не их день. В этот препоганый день и хладнокровные прагматики едва уберегут свою шкуру от лишних дырок, а уж для невоздержанных, невоспитанных давно в божественной канцелярии отмерено, отвешено, подсчитано.

И тут вдруг Михель оцепенел. Ему показалось, почудилось, этого не могло быть. Это сбываются его грёзы, ведь он же подспудно ждал чего-то подобного: Гюнтер, как бы невзначай, не нарочно, случайно, непреднамеренно, бедром едва заметно подвинул свой мушкет.

Почудилось. Не может Гюнтер навредить своему ученику, он ведь Мельхиора постоянно подспудно готовил к пострижению, к совместному вероятному уходу от мира сего. Для подтверждения своих сомнений Михель повернулся сначала к Гийому, затем к Максу.

Гийом лежал, зажмурив глаза, понимал, что действия ещё впереди, не сдадутся они так просто, даже если все полягут в доме, и перед возможным вечным покоем использовал каждую минутку для передышки. Значит, ничего не видел. Но Макс-то, востроглазый Макс, не мог пропустить такой важности. Однако и Макс не узрел ничего особого — взгляд Михеля он расценил как попытку ещё раз обсудить обстановку и действия Гюнтера. Стратег хренов — чего языком молоть попусту, и Михель заткнул начинающееся словоизвержение запрещающим жестом. Макс обиженно пробубнил что-то под нос, но тут же умолк, поняв, что Михеля раздражать не стоит.

И всё же Михель остался в уверенности, что намеренно или случайно Гюнтер развернул свой мушкет в сторону Мельхиора.

А вот и он сам. Лёжа на полу, подокном, Михель представил воочию всю нескладную Мельхиорову фигуру с пунцовой от смущения и слёз рожей, слипшиеся от пота и грязи, серые от обильной седины космы — на его жалкую шляпу явно позарился какой-то мужичонка либо попросту утерял, раззява, увесистые даже на глаз сумки, оттягивающие плечи и, конечно, пыльные, два дня не чищеные и потому довольно жалкие Мельхиоровы башмаки. Одной рукой Мельхиор придерживал ворота, другой сжимал трубку с фитилём.

— Вот он я, Гюнтер, — попросту объявил Мельхиор, словно отлучался стаканчик пропустить.