Ландскнехт шагает к океану

Макс-торопыга успел-таки вторично прибить заряд, и глаза у него зоркие — самый неловкий отступающий, не успевший полностью очистить двор от своей персоны, свесился по обе стороны забора.

Когда подскочил Михель, во дворе, на беглый взгляд, ничего живого не осталось. Не считая видимую нижнюю половину подбитого Максом напоследок, во дворе прибавилось четыре тела — значит, Гийом тоже промахнулся. Из всех пятерых реальной опасности никто не представляет — патроны можно поберечь.

— Михель, Михель, — возбуждённо зашептал возникший рядом Гюнтер. — Видишь вон кучу мусора возле развалин сарая. За неё гадёныш один заполз. Лихо так избежал моей пули — просто диву даюсь. За главного он у них — сам на рожон не пёр, исподтишка подзуживал. Нужен он мне. Ты пужни его, а я уж тогда не упущу.

— Ясно, — Михеля не надо просить дважды.

Мужики после такой встряски больше не полезут, а заводилу убрать — всё равно что десяток простых укокошить.

Приглядевшись, Михель заметил край шляпы неопределённо бурого цвета.

— Гюнтер, готов?

— Ага, — односложно отозвался Гюнтер, чуть сдвигая Михеля плечом для более удобного прицеливания.

Пуля Михеля взбила фонтанчик мусора прямо перед мужицкой мордой. Как верно было рассчитано, хладнокровия у главаря нападавших недоставало — явно под градом пуль в строю не маршировал. Он вскочил, открывшись во всей красе, и Гюнтер точнёхонько послал пулю ему в брюхо.

— Вот он мне за всё и ответит, — пояснил Гюнтер немой вопрос Михеля — почему не выстрелил в голову или грудь?

— Пущай помается, — согласился Михель. — В следующий раз такие, как он, солдатские станы за милю обходить будут.

— Полагаешь? — скептически сощурился Гюнтер. — Никто ничему не учится. Пока мы будем их грабить и мучить, они будут гадить в ответ — открыто и исподтишка. Лишь бы не отдал Богу душу до того момента, когда я спущусь с ним потолковать.

Внезапно Михель обнаружил на оконном карнизе то, что другие в горячке отражения атаки как-то проглядели.

Мельхиоров башмак, будь он неладен! Взрывом сюда занесло, а то как иначе. Лежит себе новенький, не смят, не прожжён. Умильную картинку портит несущественная деталь — осколок кости последнего владельца, торчащий сверху. Ну да нам, ландскнехтам, не привыкать к подобным мелочам. И не такое видывали.

Подивись, Гюнтер. Последний привет от Мельхиора. Может, где и второй валяется и кому-то ещё они будут впору.

Михель размахнулся, чтобы забросить проклятую память о предателе как можно дальше, но Гюнтер подставил руку.

— Хоть это схороним. Всё ж таки тварь Божья.

— Вот именно, что тварь! — Михель вложил смысл прямо противоположный Гюнтерову, однако не стал спорить, когда тот мягко, но настойчиво выкрутил из его руки последний остаток Мельхиора на этой земле.

И ведь схоронил же, и заупокойную прочёл, и крест поставил — всё честь по чести.

Михель не раз наблюдал, как погребали отдельные косточки-суставчики солдат, попавших в подобный переплёт, иной раз слабо надеясь, что это останки именно того, кого надо. Но Гюнтер-то свершил обряд над предателем — хуже врага. Все честь по чести, лишь уходя, бросил:

— Встретимся в аду. Явись, пожалуйста, обутым.

Скоро подал голос и «крестник» Гюнтера. Сперва просто стонал, потом начал кричать, чтобы добили — свои ли, чужие — без разницы. Его просьбу поддержали мужики за забором, обещая чудовищные кары, если изверги ландскнехты не исполнят последнюю волю умирающего. На всё это Гюнтер только посмеивался и предлагал паре мужиков рискнуть с дубьём перелезть через забор и самим несколькими ударами свершить благое дело. Те в ответ подняли над забором шляпу на прутике. Ландскнехты, разумеется, не клюнули на столь дешёвый фокус. Подставлять головы вместо шляп мужики не рискнули. На этом перебранка закончилась. Стих, ослабев, и раненый, чем немало обеспокоил Гюнтера.

Настроение у всех в доме после первой, пожалуй, за день удачи резко повысилось. Повеселел даже Ганс, которому от щедрот выделили четыре патрона, и он, кое-как обточив ножом пули к своему ружью, вновь почувствовал себя вооружённым и уверенным, хотя время от времени морщился и осторожно трогал раненое плечо. Пару раз Михель ловил его ощупывающий взгляд, но не придавал этому серьёзного значения — после поговорим. И о Мельхиоре, и о солдатской взаимовыручке.

Однако ж солнце, в данном случае союзник ландскнехтов, явно собиралось предать-улизнуть. Торчало над горизонтом хорошо если на две пики. Как пить дать, мужики ночью взбодрятся и попытаются-таки добыть головы упрямцев.

Голод опять же донимал всё сильнее и сильнее — кишки прямо-таки военные действия в тылу открыли, требуя контрибуции. Макса уже дважды гоняли за водой, и с каждым разом она оказывалась грязней. Ганс пробормотал что-то насчёт неотложной нужды и бочком-бочком выскользнул за дверь.

— Братцы, а он ведь на чердак, за девкой, — догадался Макс.

— Сейчас вернётся весь в кровище, и будет нарочно, на виду у всех в зубах ковыряться. — Маркус никак не мог привыкнуть к Гансовым выходкам.