Ландскнехт шагает к океану

В трюме Михель наконец-то совладал с последним хитроумным запором и, отшвырнув крышку, замер в восхищении. Золото! Погрузив руки почти по локоть, Михель лихорадочно соображал — что же делать? Звать товарищей, бесплодно обшаривающих каюты и кубрики, — значит делиться, с другой стороны — ему столько не унести и не спрятать. А тут ещё чёртов корабль: вот-вот расколется, отправив меньшую свою часть к небесам, большую — на дно. Михель знал, что решение есть и оно близко, как вдруг... истошный крик вырвал его, словно воздушный пузырь, из обволакивающей пучины сна и вынес на поверхность убогой реальности.

IV

Вопил как резаный тот юнец, сосед, Ян, чёрт его забери!

— Не надо крови, не надо крови! — сейчас он уже хрипел, переходя на шёпот.

— Не надо крови?! Будет тебе сейчас кровь. Умоешься! Люди добрые, это ж надо — оборвать на таком месте!

Уже приведя в роковое движение занесённый кулак, Михель заглянул в побелевшее от напряжения, покрытое обильным потом — это на таком-то холоде, — в сущности, ещё мальчишеское лицо, и что-то внезапно перевернулось в нём. В лицо Яна не врезался кулак — на него осторожно легла раскрытая ладонь.

— Ну что ты, что ты, успокойся, — Михель поразился своему голосу, определённо переставая узнавать его.

Бредивший Ян, словно и кричал-то для того, чтобы кто-нибудь положил прохладную, да что там прохладную — ледяную — ладонь на его горящий лоб.

Михель оглянулся. Только громила-гарпунёр поднял кудлатую голову, в неверном свете жировика разглядел своего недруга, пробурчал какое-то проклятие, погрозил огромным кулачищем и рухнул обратно, тут же захрапев.

Остальные, вымотанные до предела на диком холодном ветру, под непрерывным градом летящих с океана солёных брызг и сыпавшегося с небесных хлябей мокрого снега, люди застыли в глубоком, почти мертвецком сне, пытаясь набраться сил для завтрашнего, такого же серого, холодного, безрадостного дня. Спят без снов, лишь там, в глубине каждого, неслышно извивается гложущий червяк страха — перед штормом, ледяными горами, бродящими в тумане, обезумевшими ранеными китами, морскими разбойниками, подстерегающими по пути на Север и с Севера. Но прежде всего — страх перед тем моментом, когда сильная рука бесцеремонно начнёт тормошить за плечо и грубый, просоленный и прокуренный, как у всех здесь, голос позовёт наверх. Поэтому старые моряки так дорожат сном и могут выспаться в ревущий ураган. Михель усмехнулся — а ведь ему приходилось частенько отдыхать в траншее, под непрерывным градом вражеских бомб, когда близкие разрывы подбрасывают чуть ли не на полфута вверх. А вот в море и он, и так же непривычный к морю и чем-то страшно напуганный Ян спят плохо.

Всё ещё удивляющийся самому себе Михель почему-то задержался у койки Яна, хотя неудержимо хотелось нырнуть в свою разворошённую, но всё ещё, наверное, не совсем остывшую постель — ведь в кубрике ненамного теплей, чем на палубе. Михель поискал что-нибудь — обтереть нездоровый пот с лица Яна, и в это время тот открыл глаза и снова умоляюще произнёс:

— Не надо крови.

— Ну-ну, разумеется, не надо, зачем палубу-то пачкать. Лучше уж на нок-рею или по доске за борт, — всё ещё одной ногой находясь в своём сне, добродушно пробасил Михель.

Ян не расслышал или не понял вторую часть ответа Михеля, он жадно ухватил лишь то, что с ним кто-то согласен в отношении отсутствия крови. Судорожно схватив руку Михеля, он почему-то начал покрывать её поцелуями.

Михель ненадолго вернулся к своей койке накинуть что потеплее, и они проговорили всю ночь. Вернее, говорил Ян, а Михель слушал. Разошлись они под утро, твёрдо уверенные: Ян — что обрёл друга на всю жизнь, Михель — что нашёл компаньона для помощи в одном очень важном дельце.

V

Как Томас не лишился навек голоса, навсегда останется загадкой, но его истошный вопль с «вороньего гнезда» был подобен влетевшей в кубрик пушечной гранате. Крепыш Якоб, сам недавно спустившийся с «вороньего гнезда» и тщетно пытающийся согреть иззябшие руки о кружку с горячим питьём, с перепугу пролил изрядное количество на себя и закричал, обожжённый. Угревшийся в углу задремавший Йост чуть не прошиб головой палубный настил и, схватившись руками за голову, принялся горячо посылать Томаса туда, откуда, как правило, не возвращаются. Ян и Михель, шептавшиеся в углу — последние дни они проводили вместе почти все свободное время, так что кое-кто из китобоев начал уже посмеиваться за спиной — испуганно вскочили, ничего не понимая. У Михеля на мгновение мелькнула надежда на пиратов, но, взглянув на сияющего гарпунёра, он понял, что это не так. В люк свесились сначала борода, а затем и улыбающееся лицо шкипера Адриана:

— Фонтаны ребята! Киты объявились!

— Да извещены уже, — заверил Йост, потирая голову, прежде чем нахлобучить зюйдвестку, — чёртов Томас глухого поднимет и мёртвого разбудит.

— Ну так пошевеливайтесь, давай все наверх!

VI

Ян с тоской глядел вслед шлюпке, увозящей Михеля. Шкипер Адриан, оглядев его жидковатую стать, оставил Яна для палубных работ, зато Михель занял законное место на банке для гребцов.