Кто-то хлопнул Яна по плечу. Это был Томас, также оставшийся на борту и весьма тем недовольный. Годами он был не старше Яна, но уже неоднократно ходил в студёные моря за китами, и потому держал себя по отношению к Яну покровительственно:
— Что, загляделся на своего красавчика.
Ян молча стряхнул его руку с плеча.
— Ну, ладно тебе, я ж не поп, в душу лезть не буду. Только помяни моё слово — дурной он человек. Тёмный, себе на уме. Чего ради ты к нему прилепился?
— Он не приемлет крови.
— Он-то?! Да он океан её прольёт ради выгоды своей.
— Он не приемлет крови, — тускло-заведённо повторил Ян.
— Кто ж её любит, кровь-то. Кого не спроси — все против. Однако ж война вот уже сколь годков пылает, и конца и края ей, треклятой, не видать, и кровь всё льётся и льётся. Ты сам-то от войны, что ль, в море убёг?
— От крови, — согласно кивнул головой Ян.
— Так тогда послушай моего совета. Хочешь заделаться заправским китобоем... Как я, — едва не сорвалось с языка Томаса, — держись Адриана, Йоста, Виллема. Я-то тож не сразу втянулся, по-первому всё в диковину было, хоть и вырос у моря.
— Эй, болтуны! Быстренько в трюм, готовь бочки под ворвань. Чую, не останемся без добычи. Йост зол, он чёрта морского со дна добудет, не то, что кашалота, — подал голос Адриан, держа курс на ушедший вельбот, однако ж не очень приближаясь, чтобы не спугнуть китовое стадо.
— Да в трюме не рассусоливать, а скоренько, и сразу ко мне — флешнера[16]
точить, чтобы бриться ими можно было, не то, что жир соскребать, — вмешался в разговор другой Томас — спексиндер.VII
— Табань, ребята! Сейчас ОН вынырнет. Вот туточки и всплывёт, — Йост ничем не выдавал своих чувств, лишь слово ОН произнёс как-то по-особому. Гарпунёр словно вселял уверенность во всех, показывая, что, мол, ничего особенного не происходит — обычная работёнка, порыбачить вышли.
— Он что сквозь воду видит? — прохрипел Михель, ловя языком падающие из-под зюйдвестки капли пота — хоть какая-то влага.
— Бери выше, — не скрывая восхищения, отозвался его сосед по банке Питер, — он их, зверюг, нутром чует.
Михель с каким-то даже облегчением отметил, что Питер также со свистом заглатывает воздух, и бока его ходят, как у загнанной лошади.
— Да уж, — словно прочитав его мысли, отозвался Питер, — нарастил жирку, ошиваясь на бережку. Хоть самого гарпунь да разделывай. Пивко, ветчина, гулянки до утра... Ничо, опосля первого кита такую лёгкость вдруг почуешь, до Америки догрести — раз плюнуть. А потом опять на твердь земную — прогуливать вытопленные из китов звонкие талеры. И всё по-новому. Моряк — скотина земноводная. На бережку он с тоской глядит вдаль морскую, особливо ежели переберёт хмельного, на палубе его со страшной силой тянет в родной порт. Пока очередной китяра не окажется злее и хитрее остальных.
— И что тогда? — Михель со страхом ждал ответа.
— Об этом лучше не думать. Моли святого Николая[17]
, чтобы не выдал в трудный час. Хорошо также, чтобы, если что, это произошло как можно быстрее, чтобы не успеть ни испугаться, ни осознать.— Буквально прирастаешь к морю, — стараясь сменить тягостную тему, со смехом начал новую историю Питер. — Был тут у нас китобой, задолго до тебя — Боб его все прозывали, потому как бобы с салом для него первейшая закуска. Где увидит бобы с салом на столе — сразу шляпу бросает: всё, что накрыл, — его. Отца с матерью готов за блюдо бобов заложить. Уж и поколачивали его не раз — всё едино. Как увидит бобы — хоть на цепь его сажай.
— Я больше бобы уважаю с кровяной колбасой, хотя с салом оно тоже вкуснятина, — причмокнул Михель.
— Так вот что Боб как-то на берегу учудил. Загрузил он чрез меры трюмы и вином, и пивом, и все кричал, что без моря жить не может, хотели уж его раскачать да швырнуть с причала. В конце концов нанял он двух нищих, чтобы те всю ночь раскачивали его гамак, изображая качку. Бедняки с радостью согласились, надеясь на лёгкий заработок, но жестоко просчитались, прокляв все и вся. Едва они останавливались, Боб тут же продирал глаза и, чертыхаясь, требовал «крупной зыби» либо «настоящего шторма». Как они его не зарезали и не ограбили — остаётся только гадать. Наверное, побоялись, что житья им не будет и китобои всего побережья не успокоятся, пока не насыпят над ними могильный холмик. Несмотря на чудачества, Боба любили. А может, именно за подобные фокусы и любили.
— Да уж, не повезло беднягам.
— В подобных развлечениях Боб довольно скоренько спустил свою долю, посему по-быстрому подрядился на первый подвернувшийся буйс. С моря они не вернулись. Один Всевышний знает, что произошло. Так-то вот.
— Не дрейфь, парень, — это тебе не кубрик гонять, тут кулаки не помогут. Здесь всем заправляет его величество Океаническое море[18]
. Именно оно может разрешить или не разрешить киту нас обидеть, точно так же, как и нам добыть кита, — Виллем тоже оказался не против разрядить обстановку разговором. — Мы смертны, и киты смертны, а океан — вечен. Он побеждает реки и перемалывает скалы. А ещё дышит.