Ларочка

Был подписан приказ о назначении Ларисы Николаевны Коневой на должность старшего консультанта. Через час после этого приказа последовало два заявления от Голубева и Воробьева об увольнении по собственному желанию.

Михаил Михайлович безрадостно подписывая их поинтересовался, куда же пойдут его не самые худшие сотрудники.

— А вам не все равно? — Дерзко спросил всегда покорный Воробьев.

Шеф стерпел этот тон и даже попытался сохранить интеллигентность, и сказал, что нет, не все равно, ему приятно вспоминать годы совместной работы, и ему хотелось бы, чтобы такие хорошие работники, такие порядочные люди нашли себе достойное место и смогли…

— Успокойтесь, — Презрительно выпятив губу, сказал Голубев, — мы уже давно поняли к чему тут идет, и, конечно, подумали о запасном аэродроме.

— А, так вам давно уже здесь… — Михаил Михайлович щелкнул большими плоскими пальцами, подбирая слово.

— Нам не хватало вашего мужского поведения. — Закончил Воробьев, который, несмотря на более низкую должность, был лидером в данной паре. Они гордо ушли.

Михаил Михайлович остался сидеть в полуразрушенном состоянии, пытаясь настроить себя против этой парочки.

— Мужское поведение епть, сдурели!

В разговоре с Милованом и Ларисой, который состоялся вечером того же дня, шеф довольно иронично отозвался о паре «летчиков». Ему, разумеется, утешительно было истолковать дело так, что не он их выдавил, а они сами изначально поглядывали на сторону. В глубине души, если бы кто–то навел резкость его зрения на эту проблему, старый морпех признал бы что переставляет причины и следствия местами, но ему не хотелось в глубины души, хотелось просто пристойного завершения этого месячного кошмара. О том, что Пызин тоже уходит, ему звонили из отдела кадров ЦК ВЛКСМ. И таким образом дело закрывалось. О том же, что зам заявил своим корешам в ЦК, что не желает работать с этим старым козлом–провокатором и антисоветчиком, Михаилу Михайловичу не сказали, щадя его возраст, и он сам ни единой мыслью не касался этой темы.

В своей раздумчивой медленной, мудрой по виду речи, обращенной к своим ближайшим соратникам по «направлению» Михаил Михайлович долго и тщательно расставлял точки над и. Показывал умытые руки. «Они», мол, сами, и «голубые» братья с их высматриванием запасных аэродромов, и Пызин с его искаженным пониманием способов проведения национальной политики в органах культуры и науки, сами виноваты.

Милован и Лара очень обрадовались услышанным фактам, тут же дали понять шефу, что он видится им фигурой мощной, твердой, государственной, практически «ледоколом» нового идейного курса. К тому же, и в высшей степени порядочным человеком, что им лестно трудится под его руководством.

Сначала бывший аппаратчик Александров осторожно прищурился — что, мол, имеете в виду. Что за «новый курс»? И тут вдруг, неожиданно даже для Милована, считавшего себя более продвинутым в данной теме, Лариса взяла инициативу.

— «Новый курс» предполагает постепенное расставание со старой, партсоветской номенклатурной мишурой, сбрасывание ортодоксальной идеологической шкуры, плюс полный и тотальный отказ от низкопоклонного заигрывания с лево–либеральными, постеврокоммунистическими, и передрастическими, нонконформистскими и другими заграничными групостями; отказ от публичной критики нынешнего режима с позиций «Голоса Америки», а значит ЦРУ, переход к его молчаливому патриотическому перевариванию. Никакого социализма с человеческим лицом Горбачева. Россия как высшая ценность. Новая государственность.

Михаил Михайлович откинулся на спинку кресла своей плоской, мощной фигурой, сдвинул брови на переносице. Милован искоса, с удивленной улыбочкой поглядывал на соратницу. Он тоже бывал у Венедикта Дмитриевича и знал происхождение этих формулировок.

— Вы понимаете, сейчас в обществе представлены всего две масштабных силы. Агонизирующий, скомпрометированный, высмеянный, вырастивший в своей среде пять пятых колонн партаппарат. Партаппарат еще силен, в нем гигантская инерция, средства, человеческий ресурс, но все это тает, тает, тает, скоро будет утрачена возможность адекватного управления всем этим монстром — СССР.

— А вторая сила? — Спросил движением брови шеф.

— И огромный орден, класс, подвид, страта людей выбирающих для себя тотально безсоветскую жизнь. Этих людей не устраивает все, не только сегодняшнее государственное здание, но и сама идея независимой русской цивилизационной роли. В очередной раз нам грозит разрушение до основания, и никто не хочет думать над тем, что будет затем.

— И как быть? — Михаил Михайлович смотрел на Ларису с таким искренним недоумением, что та даже чуть победоносно улыбнулась.

— Нам мыслится промежуточный проект. Капитальный ремонт. Обессовечивание глобальной государственной постройки и наполнение новой, подлинно народной русской жизнью.

— Народ! — кивнул Милован, которому больше ничего не оставалось. — Правильно и вовремя опознанная воля природного русского большинства.