Ласковый ветер Босфора

Мурат Эргенч, турецкий актер, исполняющий роль Пилата, по Катиному знаку занял место на сцене, сел в кресло у фонтана – на самом же деле опустился на все ту же вчерашнюю банкетку, которая пока, в отсутствие декораций, заменяла любую задействованную в спектакле мебель.

Катя окинула быстрым взглядом зал, соображая. Нужно было попросить кого-то временно заменить задержавшегося Солсбери, чтобы по-быстрому прогнать сцену, прикинуть, что в ней нужно будет дожать, где поменять акценты. Конечно, раскадровку именно этой сцены другие артисты не знали, ее высылали только Солсбери и Эргенчу, но если вкратце объяснить… Тут же не так много движения…

Взгляд Кати вдруг остановился на сидевшем в одном из задних рядов Озтюрке. Этого сейчас тут быть не должно. Сцена с его участием репетировалась только после обеда. Чего ради он приехал настолько раньше? Выслуживается?

Катя досадливо поморщилась поначалу и тут же выругала себя. Решила ведь отбросить к чертям личные эмоции. Она тряхнула головой и вдруг коротко улыбнулась самой себе и окликнула:

– Мистер Озтюрк.

Услышав Катин оклик, Эртан тут же, со свойственной ему легкостью и изяществом, вскочил на ноги.

– Слушаю вас, мисс Катерина.

– Будьте добры, замените пока мистера Солсбери, – попросила Катя. – Я расскажу, откуда и куда нужно выходить. Текст вам наговорят в наушник…

– Нет-нет, это не обязательно, – горячо отозвался Эртан. – Я помню слова Иешуа.

Непонятно было, то ли он и в самом деле так хорошо знал «Мастера и Маргариту», то ли добросовестно подготовился к работе, то ли – и именно в этот вариант склонна была поверить Катя – снова выслуживается, уже понимая, что режиссер от него не в восторге. Однако же собственное решение – попросить Озтюрка подменить Патрика – по-прежнему казалось ей правильным. Если вчера между ними возникла какая-то неловкость, недопонимание, лучше всего было разделаться с ними сразу же, не откладывая, перешагнуть и пойти дальше, погрузиться в работу, а все то, вчерашнее, оставить в прошлом. Кто знает, может быть, это даже хорошо, что Солсбери застрял на телевидении. Не придется откладывать решение ситуации с Озтюрком до обеда.

Эргенч на неожиданную замену отреагировал сдержанно, сказал, что до сих пор никогда не работал с Озтюрком в одном проекте, однако же не видит причин, почему они не могут прогнать сцену в ожидании Солсбери.

Катя кивнула, и Эртан легко взлетел на сцену, спрятался в кулисе – в той самой, откуда так неудачно выходил вчера. Катерина заранее приказала себе сохранять спокойствие, не заводиться, если снова что-то пойдет не так, и, сделав глубокий вдох, негромко, но отчетливо произнесла в микрофон:

– Давайте начнем!

Из динамиков заиграла Lacrimosa из моцартовского «Реквиема». Эргенч на сцене прижал крупную набрякшую венами руку ко лбу и едва заметно страдальчески дернул углом рта. Даже беглого взгляда достаточно было, чтобы понять – этого рослого, сильного, уверенного в себе человека мучает какой-то недуг, физическое недомогание, чего он всеми силами старается не выдать.

– Подследственный из Галилеи, – звонко объявил секретарь.

И Пилат болезненно поморщился, окинул помощника тяжелым взглядом и открыл было рот, вероятно, желая попросить его говорить потише. Но сдержался и лишь легко повел пальцами, давая знак – ввести арестованного.

Пока сцена шла отлично. И Катя вся подобралась, невольно ожидая, что вот сейчас, с появлением Эртана и начнутся проблемы. Однако же то, что произошло дальше, оказалось для нее полной неожиданностью.

Двое актеров, исполнявших роли легионеров, под руки выволокли на сцену Озтюрка. Нет, не Озтюрка. Катя в первое мгновение даже вздрогнула и кинула быстрый взгляд в сторону левой кулисы. Показалось, будто там что-то перепутали, схватили и вытащили пред очи прокуратора не того человека, который должен был появиться. Этот же, одетый в уже знакомые Кате озтюрковские голубые джинсы и белую рубашку, обладавший озтюрковской удивительной тонкой аристократической внешностью, походивший на него и фигурой и общим обликом, определенно был не Озтюрк.