Ласковый ветер Босфора

Эту квартиру в недавно отстроенном элитном жилом комплексе в Строгине Павел, как оказалось, купил еще до того, как нашел ее в Турции. Но сразу же объявил Кате, что, если новый дом ей не понравится, он готов тут же сменять его на что угодно другое. Вернее, менять в таком случае придется ей, потому что квартира оформлена на ее имя. Но Кате, едва живой после возвращения, было совершенно все равно, где жить. Она бродила по огромным хоромам, светлым, просторным, отделанным дизайнером по ее вкусу (Павел утверждал, что заставил несчастного парня отсматривать ее спектакли и анализировать ее представления о прекрасном по организации сценического пространства), как сомнамбула. То застывала посреди комнаты, сраженная не ко времени всплывшим в голове воспоминанием, то бросалась в самый темный угол, когда сдерживаться и играть роль спокойной, деловой женщины больше не было сил.

Как оказалось, Павел там, в гостинице, не врал. Ему действительно удалось не просто очистить свое имя от всех обвинений, но и поквитаться с Морозовым, предавшим его бывшим партнером. Теперь вроде бы уже против Морозова было заведено уголовное дело, Павел же укрепился в компании как единственный полноправный хозяин.

Прогремевшая премьера плюс совершенно новая ступень в финансовом положении не могли не изменить Катину жизнь. Эта квартира, дорогая одежда, телепрограммы и интервью, куда ее постоянно приглашали… Что там говорить, у нее внезапно объявился даже личный стилист Стасик, долго вздыхавший над тем, как Катя преступно относится к такой прекрасной фактуре и, в конце концов, поклявшийся сделать из нее новую Грету Гарбо. Из зеркала на Катю теперь смотрела красивая какой-то отстраненной холодноватой красотой и невероятно стильная молодая женщина. Дизайнерские брючные костюмы ловко обхватывали фигуру, подчеркивая ее тонкую гибкую силу, дорогая косметика и процедуры в салонах скрывали выступавшие на лице следы пагубной зависимости. Новая Катя Лучникова, успешная женщина-режиссер, чье имя не сходило со страниц газет и телеэкранов, была молода, умна, остра на язык, уверена в себе – и абсолютно, кромешно несчастна.

С Павлом ничего не складывалось. Наверное, это можно было предсказать заранее. Собственно, вероятно, с Павлом ничего не могло сложиться потому, что ничего с ним не было изначально. Теперь, внезапно на тридцать пятом году жизни узнав, что такое любовь, Катя твердо могла сказать, что к Федорову и в самом начале их отношений не испытывала ничего подобного. Спокойная симпатия, привязанность, уважение – вот чем ограничивался спектр ее эмоций по отношению к нему. Мало того, теперь все это было сильно подорвано его исчезновением и последующими тремя годами.

Кате иногда даже неловко становилось перед мужем. Он, очевидно, очень был настроен на то, чтобы все вернуть, заботился о ней, не жалел денег, старался загладить вину. Ей же этот массивный, громкий, тяжело топающий по квартире мужчина вдруг оказался просто физически неприятен. Присутствие его рядом не вызвало в душе ничего, кроме раздражения, желания, чтобы он снова исчез куда-нибудь и как можно дольше не объявлялся. Федоров, разумеется, это чувствовал, не мог не чувствовать. Однако довольно долго не оставлял попыток все наладить.

Катя не знала, что в большей степени двигало мужем – искренняя привязанность к ней или деловая сметка, подсказывавшая Павлу, что расставаться сейчас с женой, внезапно приобретшей широкую известность, совсем не выгодно. Так или иначе, даже когда очевидно стало, что счастливого воссоединения у них не получилось, Федоров еще пытался договориться, выторговать себе статус супруга на подольше.

– Ну чего тебе не хватает? – с плохо скрытым раздражением вопрошал он. – Квартиру я тебе купил, оплатил все, что полагается. Если чего еще надо, ты только скажи, я сделаю. Но я не понимаю, на хрена тут драмы разводить? Живем и живем, плохо разве? Или… – Он вдруг сдвигал над переносицей свои лохматые брови и с подозрением смотрел на Катю. – У тебя есть кто-то?

– Нет, никого нет, – качала головой она.

В общем-то, это было правдой. Не рассказывать же было Павлу всю эту ее турецкую историю. Он бы, пожалуй, вообще не понял, из-за чего, собственно, столько переживаний, да еще посмеялся бы над Катиным нелепым увлечением.

– Но так больше продолжаться не может. Ты же видишь, ничего не получается…

– Ни черта я не вижу, – отмахивался он. – Все твои фантазии. Ну хочешь, отдыхать поедем?

И все-таки в конце концов даже Павлу пришлось признать то, что у их брака нет будущего. В момент одной из их частых размолвок – нет, они не скандалили, не орали друг на друга, для этого необходим был слишком сильный накал эмоций, лишь вполголоса огрызались и отпускали скептические комментарии – в момент одной из таких размолвок он просто плюнул, процедил:

– Да пошла ты, Катя! Весь мозг мне вынесла. Не хочешь – не надо! Не забудь только, кто эту хату купил. Я съезжать не собираюсь, а ты, если хочешь, можешь валить на все четыре стороны.

И ушел, хлопнув дверью.