Латышские стрелки в борьбе за советскую власть

Красная армия готовила решающее наступление на армию Врангеля. Наступление, в результате которого белогвардейская армия была окончательно разгромлена и загнана в Черное море, состоялось в начале ноября 1920 года.

Хотелось бы, чтобы наши украинские друзья, колхозники Янчекрака и окрестных сел, никогда не забыли, что их земля щедро полита кровью лучших сынов латышского народа в борьбе за свободную Советскую Украину.

Вспоминаются слова великого поэта нашего народа Я. Райниса:

Так помните вечно могил этих ряд,Где ваши герои бессмертные спят!В минуты усталости и сомненияГероев своих вспоминайте мученья!

В плену

К вечеру 25 июля 1920 года после 18 часов непрерывных боев в степи наступила тишина. Только кое-где еще раздавались отдельные выстрелы.

На нашей последней позиции лежало много убитых, среди них также и некоторые потерявшие сознание стрелки. Тяжело раненные изредка стонали, их воспаленные губы повторяли одно и то же: «Воды, воды…» Но ее у нас больше не было.

Белогвардейские пехотинцы и кавалерийские части пересекли поле боя и поспешили вперед по направлению к Александровску, чтобы наверстать упущенное. Были слышны их замечания: «Вот, сволочи, дрались до последнего!»

Некоторые из оставшихся в живых стрелков, не желая попасть в плен, хотели покончить с собой, но не было чем, так как в бою были использованы все патроны и ручные гранаты. Я пришел в себя, когда один из санитаров белых шарил по моим карманам и пытался стянуть с меня сапоги. Я приподнялся и сел. Белый, считавший меня мертвым, побелел от страха. Вытаращив глаза, он воскликнул: «Ты жив?» Затем приказал мне встать и пойти вместе с ним. Я ответил, что у меня нет сил и очень хочется пить. Я сожалел, что он меня не пристрелил, пока я лежал без сознания. Внимательно оглядев санитара, я увидел, что винтовки у него нет – на боку висела только санитарная сумка и солдатская фляжка, от которой я не мог оторвать глаз. Санитар был жалостлив и дал мне напиться. Мне стало лучше, но все же, когда я поднялся, голова у меня кружилась невероятно.

К вечеру стало прохладней, и это приятно освежило измученный организм. Но бежать от санитара или предпринять что-нибудь я был не в состоянии – у меня не было сил, и я последовал за ним.

Неподалеку был небольшой холм. Приблизившись к нему, я увидел группку наших стрелков, лежавших или сидевших на земле, некоторые из них были легко ранены. Санитары белых и их тыловые части, подбирая убитых и раненых, наткнулись на этих стрелков, в том числе на командира полка В. Павара, комиссара Я. Лундера, командира взвода Лиепиня и нескольких стрелков-коммунистов, лежавших на поле боя. Из нашей группы молодежи я один остался в живых.

Для нас, пленных, начался мучительный путь в тыл врага. Не раз мы жалели, что не погибли в бою или не были застрелены, когда лежали на поле боя без сил. Тыловые санитарные части, видимо, желая покичиться своим «геройством» и заслужить похвалу начальства, спешно сообщили своему штабу о взятии в плен человек 50 стрелков 5-го особого латышского стрелкового полка.

В плен были взяты также около 20–30 венгров. Лица стрелков и венгров побурели от степной пыли и дыма боя – с трудом мы узнавали своих товарищей. Совершенно изменился командир полка Павар. До решающего сражения 25 июля мы привыкли видеть своего командира всегда чисто и аккуратно одетым, в очках, по-военному подтянутым. Захватив в плен, белые основательно его обчистили. Он сидел среди стрелков босой, в каких-то черных залатанных брюках, в рваной солдатской рубахе, без очков и фуражки, весь в пыли. Именно это его спасло, так как никто из белогвардейцев не мог вообразить, что среди пленных стрелков находится также командир полка. Некоторые стрелки, которых санитары уже успели раздеть, лежали на раскаленной солнцем земле в одном белье.

В вечерней прохладе стрелки стали понемногу приходить в себя. Некоторым удалось даже получить от санитаров по глотку воды. Проходившие мимо белогвардейские офицеры, останавливаясь около нашей группы, разглядывали нас со злорадством, ругали, издеваясь над нашим видом, угрожая застрелить всех пленных латышских стрелков и венгров. Это не тревожило нас, потому что никто и не надеялся остаться в живых. Успокаивало и вселяло в нас мужество то, что мы были не одни, что наши беды разделяло и командование полка.

Белые снова осмотрели пленных и приказали снять лучшую одежду и обувь, у кого она еще оставалась. Все эти издевательства, унижения и угрозы только разожгли в стрелках новое и еще более сильное чувство ненависти к своим мучителям – белогвардейским офицерам. Мы держались хладнокровно и равнодушно. Нас продолжала мучить невыразимая жажда. Единственным желанием было – напиться воды.