— Ахъ, Китъ, что ты надлалъ! теперь хоть и глазъ не кажи въ эту часовню, жаловалась мать, поднося платокъ къ глазамъ.
— Тмъ лучше, я буду очень радъ. Скажи на милость, что дурного въ томъ, что мы немного повеселились въ прошлую ночь, и почему ты нашла необходимымъ идти на другой день въ молельню каяться передъ этимъ чудакомъ? Мн, право, стыдно за тебя, мама!
— Что ты, сынокъ, ты самъ не знаешъ, что говоришь. Грхъ, тяжкій грхъ!
— Отлично знаю, что говорю. Никогда я не говорю, что гршно веселиться и быть въ хорошемъ расположеніи духа, и что грхъ носитъ воротнички, какъ проповдуютъ эти чудаки, которые считаютъ себя праведниками потому, что обходятся безъ нихъ. Ну, хорошо, я не буду больше объ этомъ говорить, если ты только перестанешь плакать. Мы вотъ какъ сдлаемъ: ты возьмешь на руки маленькаго — онъ будетъ полегче — а я понесу Яшу, намъ надо торопиться, — я дорогой скажу теб новость, которой ты никакъ не ожидаешь. Вотъ такъ-то лучше! Теперь ты совсмъ другой человкъ. Никто не скажетъ, что ты только что была въ часовн, и я надюсь, что ты ужъ больше никогда туда не заглянешь. На, бери ребенка, а ты, Яша, ползай ко мн на спину, держи меня крпко за шею и слушай, что я теб скажу, Яша: если когда нибудь какой нибудь пасторъ, въ род этого, назоветъ тебя или твоего братишку агнцемъ, скажи: и слава Богу! Пусть, молъ, почаще говоритъ такую правду и прибавь еще, что если бы онъ самъ былъ больше похожъ на агнца, чмъ на мятную подливку[1]
, не былъ бы такимъ дкимъ и кислымъ, — для всхъ было бы гораздо лучше. Такъ ты ему и скажи, Яша.Своей полушутливой, полусерьезной болтовней Китъ развеселилъ и мать, и дтей, и самого себя, и онъ достигъ этого очень просто: сказалъ себ, что надо быть веселымъ, и только. Дорогой онъ разсказалъ матери о своемъ разговор съ незнакомцемъ въ контор нотаріуса, вслдствіе котораго и долженъ былъ, волей-неволей, прервать торжественную проповдь въ молельн.
М-съ Неббльзъ порядкомъ струсила, когда узнала, чего отъ нея ожидаютъ. У нея голова кругомъ пошла: съ одной стороны — неслыханная честь проздиться въ почтовой карет; съ другой — на кого-жъ оставить дтей? Кром того, блье, какъ нарочно, въ стирк; въ ея гардероб кое-чего не хватаетъ. Но все это, по увренію Кита, пустяки въ сравненіи съ тмъ счастіемъ, которое ей предстояло — увидть миссъ Нелли и привезти ее съ такимъ почетомъ домой.
— Спши, мама, намъ осталось всего десять минутъ, говорилъ Китъ, входя въ комнату. — Вотъ теб картонка, сложи въ нее все, что нужно, и отправляемся скорй.
Не стану подробно описывать, какъ Китъ, впопыхахъ, набросалъ въ картонку такихъ вещей, которыя ни въ какомъ случа не могли понадобиться его матери, и забылъ уложить т, которыя ей были необходимы въ дорог; какъ пошли за сосдкой и насилу-то насилу уговорили ее присмотрть за дтьми въ отсутствіе матери; какъ дти расплакались, услыхавъ, что мама узжаетъ, и какъ они весело смялись, когда имъ пообщали купить какихъ-то неслыханныхъ и несуществующихъ игрушекъ; какъ мать, прощаясь съ ними, долго-долго ихъ цловала, такъ что Китъ чуть было не разсердился, но это ему никакъ не удавалось, и т. д. Скажу только, что они просрочили всего нсколько минутъ: когда они подходили къ контор нотаріуса, у подъзда уже стояла почтовая карета.
— Четверней! прошу покорно! воскликнулъ Китъ, пораженный такимъ великолпіемъ. Да ты понимаешь ли, мама… вдь ты подешь въ этой карет! Вотъ моя мать, сударь, она къ вашимъ услугамъ, обратился онъ къ незнакомцу.
— Отлично, отлично, сказалъ незнакомецъ. — Вы, пожалуйста, сударыня, не безпокойтесь. Я уже обо всемъ позаботился и вамъ будетъ очень удобно хать. А гд же сундукъ съ новыми платьями и вещами для нихъ?
— Онъ здсь, сказалъ нотаріусъ. — Христофоръ, поставь его въ карету.
— Пожалуйте его сюда. Вотъ онъ уже и на мст, говорилъ Китъ.
— Теперь садитесь!
Незнакомецъ подалъ руку м-съ Неббльзъ и самымъ деликатнымъ манеромъ подсадилъ ее въ экипажъ, а затмъ и самъ слъ рядомъ съ ней.
Взвились ступеньки, захлопнулись дверцы и карета покатила. Мать Кита высунулась изъ окна и, махая мокрымъ платкомъ, выкрикивала сыну разныя наставленія относительно дтей, но ихъ, разумется, кром нея, никто не слышалъ.
Китъ стоялъ посреди улицы и со слезами на глазахъ слдилъ за удалявшимся экипажемъ. Слезы эти были вызваны не прощаніемъ съ матерью, а мыслію о возвращеніи тхъ, кого она должна была привезти. «Он ушли отсюда пшкомъ, некому было даже и проводить ихъ, а вернутся четверней, подъ покровительствомъ этого богатаго господина, который называетъ себя ихъ другомъ», мысленно разсуждалъ онъ. «Настанетъ конецъ ихъ невзгодамъ и ужъ наврно она забудетъ о томъ, что учила меня писать…»
Долго еще думалъ о чемъ-то Китъ, глядя на сверкающія линіи фонарей, такъ долго, что нотаріусъ и м-ръ Абель — они тоже возвратились въ комнаты, когда уже совершенно умолкъ стукъ удалявшагося экипажа, — недоумвали, что бы такое могло задержать его на улиц.
V
Оставимъ Кита съ его мечтами и возвратимся къ Нелли, чтобы продолжать прерванный разсказъ о ея жизни и приключеніяхъ.