Лазурный берег болота

– Смотрите, сколько сливок! На три моих пальца. Корова как на курорте живет. Угощайтесь, Ада. Мне вот-вот стукнет семьдесят. Знаю, я выгляжу намного моложе. А почему? Живу на свежем воздухе, мясо-колбасу не ем, постоянно работаю, не ною ни по какому поводу. А еще всегда любил стариков слушать. Молодые от бабушек-дедушек отмахиваются, бормочут: «Вот чушь несут», – а я наших пенсионеров всегда уважал, тянулся к ним. Школьником частенько прибегал к тете Анфисе. Шкурный интерес имел, Рытвина очень вкусные булки пекла с разными начинками. Мы с ней чай пили. Анфиса Михайловна забывала, что я подросток, и про свою жизнь мне рассказывала. Зла она была на Игоря Шмакова, тот одно время ее женихом считался. Потом помолвку родители Фисы порушили, парень-то непонятно откуда к нам в село прибыл. Денег у него были полные карманы. Дом в лесу на отшибе занял. На календаре сорок четвертый год, войне вот-вот конец, у всех настроение радостное. А Михаил, отец Анфисы, ходил злой-презлой. Я сам-то в пятидесятом родился, все только со слов старушки знаю. После войны мужчин осталось мало, а те, что домой вернулись, многие стали калеками, но и они шли нарасхват. Женщинам хотелось семьи, детей, они любому парню в то время были рады. А Игорь без изъяна, руки, ноги, все части тела на месте. Из себя красавчик, на гитаре играл, на аккордеоне наяривал, работал в Москве на приличной должности, вроде водителем он был. Хотя точно никто не знал, чем Шмаков занимался, но ведь не в коровнике по пояс в навозе. Не пил, не курил, с бабами не гулял. Пончик в шоколаде, короче. Чего отец Анфисы на него взъелся?

Георгий отхлебнул из стакана чаю.

– Давайте подумаем, кто из мужчин на фронт не пошел? Совсем больные, и те просились. Но были, как их называли, и тыловые крысы. Я сейчас не про ученых говорю, которые на оборону работали, не про директоров предприятий, где выпускали танки, пушки, оружие, патроны. О простых парнях речь. Из нашего поселка городского типа даже хромой на все ноги Тихон добровольцем подался фашистов бить. А у него был белый билет и инвалидность. И вдруг приезжает в Кокошкино Игорь Шмаков. Вполне видный мужик.

Здоровенный парень, на нем пахать да пахать, он тысяча девятьсот двадцатого года рождения был.

Георгий вынул из вазочки сушку.

– Кокошкино в то время не имело четких границ. Большая часть домов стояла кучно, их называли – центр. А за центральным районом масса зданий размещалась по принципу: живу где хочу. Строились в основном в начале тридцатых, тогда с землей было просто. Человек приходил в поселковый совет, показывал документы, объяснял:

– Я, Иван Петров, воевал в Гражданскую против белых, ранен, здоровье совсем пошатнулось, возраст не юный, живу в коммуналке, денег накопил, охота у вас пожить, дом свой завести.

Председатель сельсовета сам бумаги изучал, и если человек ему казался положительным, то давал ему зеленый свет. Все бы хорошо, но у Филимона Гавриловича, председателя нашего, дочь была больная, с двумя костылями ходила, и очень уж он сытно поесть да выпить любил. В канаве, как другие, никогда не валялся, но за воротник заложить был мастер. А еще он инвалид Первой мировой, в тысяча девятьсот четырнадцатом на фронте каким-то газом отравился. Кашлял Никодимов постоянно, ходил всегда медленно, если торопился, то задыхался. Филимон председателем колхоза стал в сорок первом, когда Иван Макарович на фронт ушел. И вообще почти все кокошкинские мужики в строй встали, да и некоторые бабы тоже. И кого назначить главным? Никодимов коммунист, самый образованный в Кокошкине, с дипломом зоотехника. Вот и сел Филимон в кресло председателя, его, инвалида, не призвали. Мой папа порой под горячую руку говорил про него: «Пустили козла в огород капусту охранять. Кому война, а кому мать родна». Понимаете?

– Конечно, – кивнула я, – за взятку ваш Филимон Гаврилович продавал земельку желающим.

– Не! Хуже делал, – возразил собеседник. – Народ из-за бомбежек Москву бросил, в села побежал. Избу построить – деньги нужны, да и стройматериал требуется. А где все это в войну взять? Можно по старинке деревьев напилить, лес ого-го какой. Да мужиков нет. Кому стволы валить, обдирать? Это ж уметь надо! Никодимов оценил ситуацию и переоборудовал сельский клуб. Здание добротное, кирпичное, двухэтажное. Он там перегородки поставил фанерные, нарезал клетушек. Из санатория, который тогда рядом был, мебели натаскал. И открыл типа гостиницу. Думаете, по доброте своей беженцев пустил? Ха! Отдавай ему кольцо золотое, серьги, цепочку, монеты царские. Вот так!

Георгий Михайлович потер затылок.