Лазурный берег болота

– Игорь Шмаков тоже попросился на постой, но не в клуб. Он занял дом, который стоял в отдалении. У здания судьба не простая. Раньше, когда в селе церковь была, там батюшка жил. Дед мне рассказывал, что отец Владимир был строгим, но очень добрым. Пьяницам, драчунам спуску не давал. Если узнавал, что у кого-то семья из-за измены мужа или жены развалиться может, вызывал к себе виноватого и мало тому не казалось. Матушка Елена в церковно-приходской школе преподавала, детей учила утром, взрослых вечером. Объясняла бабам, как за младенцами ухаживать, требовала, чтобы и дома, и у скотины чистота была. Она тоже была строгая и добрая. Благодаря священнику окрестные села просто образцово-показательными стали. В начале двадцатых крестьяне прознали, что к ним собрались приехать чекисты с намереньем убить отца Владимира с женой и детьми. Селяне кинулись к священнику.

Когда группа мужчин в черных кожаных куртках заявилась в Кокошкино, дом батюшки оказался пуст. Исчезли иконы, библиотека, кухонная утварь, белье, скудная одежда. Вообще все. На вопрос главного убийцы «Где поп?» пьяный пастух Илья, дыша перегаром на комиссара, доложил:

– Дык… сбег давно! Спер из храма все самое ценное, выдрал иконы, уволок семисвечник, плат, Евангелие в окладе из алтаря. Вот ирод! А еще нас учил: нельзя воровать! И баба его не лучше! Учебники из школы сожгла. Да вы в церкву зайдите, гляньте!

Мрачные чекисты направились в небольшую деревянную постройку и обнаружили там пустоту. Пропало все! Кабы не запах ладана да не купол с крестом, ну чисто изба.

– Куда они подрапали? – разгневался комиссар.

– Дык кто ж знает? – икнул Илья. – Не поп, а сволота! Ночью убег! Вы че, жечь церкву станете?

– А ты против? – процедил комиссар.

– Да мне на церкву по…! – высказался Илья. – Тока дом попа не тронь. Мне его отдай! Он каменный, богатый, просторный. Там же еще и школа работала. Родименький! Пожалей меня, детей стока, что я их имен не помню, живем все в тесноте, козе в сарае и то просторней, чем нам с бабой. Окажи милость нищему крестьянину.

– Не дыши на меня, – поморщился чекист.

– С усталости пью, – завыл Илья, – всю кровь из меня царь и баре выпили, с пяти лет на поле мучился. Все болит.

Комиссар развернулся и пошел к церкви, Илья бежал за ним, хватал за кожанку, плакал. В конце концов он так надоел большевику, что тот велел местному старосте переписать дом батюшки на пастуха. Деревянный храм сожгли дотла, дом отца Владимира перешел к Илье.

Когда большевики укатили, крестьяне вытащили священника с семьей из старого, давно обмелевшего колодца. Отец Владимир пришел на пожарище, заплакал, вместе с ним рыдало все село. Когда народ кое-как успокоился, батюшка сказал Илье:

– Более никогда не пей!

– Так перестал же давно, – смутился пастух, – глотнул сегодня стакан, чтоб комиссар мне поверил. Раз я пьянь беспробудная, то точно в церковь не хожу. Прости, батюшка, что вас ругал! И храм наш обматерил!

Отец Владимир встал на колени.

– Спаси Господи, Илья, за твой подвиг. Моя семья и я, грешный, жизнью тебе обязаны.

Ну и тут опять все зарыдали.

Глава девятнадцатая

Георгий поднялся и пошел к открытому окну.

– Батюшка вернулся домой, прихожане стали молиться у него в столовой. Иконы на время службы выносили из убежища, потом снова прятали. Отец Владимир сбрил бороду, его записали инвалидом Гражданской войны. Детей священника местный староста оформил в документах как родных дочерей и сыновей пастуха Ильи. Они получили другие имена, фамилию. Дед мой, один из сыновей батюшки, родился за два года до начала двадцатого века, стал Федором Ильичом Семеновым. А мой папаша, Михаил, появился на свет, когда его отцу стукнуло восемнадцать. В то время это уже считался взрослый мужчина. Зачем я завел такой долгий рассказ? А чтобы вы не спрашивали, откуда я правду про дом знаю.

В начале двадцатых годов дед вместе со своим настоящим отцом, моим прадедом, священником Владимиром и Ильей стали помогать людям, которые хотели сбежать из России. Бывшие белые офицеры, представители дворянства, церковнослужители – все они прекрасно понимали: их могут сдать коллеги по работе, соседи, друзья. Узнают, что человек скрывает дворянское происхождение, прикидывается выходцем из рабочих-крестьян, или он бывший священник, пономарь, монах, и настучат куда надо. И поедет семья в лагерь. Кто-то проводил жизнь в страхе, а кто-то решался бежать. Опасное предприятие, оно могло закончиться самым плачевным образом. Но люди рисковали.

Отец Владимир как-то сумел связаться со своим родным братом Николаем, тоже церковнослужителем, который догадался смыться из России в тысяча девятьсот пятом году и обосновался во Франции. Коля включил свои связи, и организация помощи нелегальным эмигрантам заработала.

Георгий закрыл форточку.