Лазурный берег болота

– Да, – подтвердил Коробков, – проявила такую прыть и сообразительность, что у меня возникли сомнения в правильности ее диагноза – слабоумие. В интернате после обеда объявляли тихий час. Коридор запирали, палаты с постояльцами тоже. Два часа тишины. Медсестры использовали это время для личных нужд, чаще всего бегали по магазинам. Тогда было время дефицита, за мылом, туалетной бумагой, шампунем, да вообще за всем народ в очередях давился. Неподалеку от приюта раскинулся рынок, при нем был универмаг. Средний медперсонал туда дорожку протоптал. Смена у них в девять вечера заканчивалась, торговцы в этот час уже уезжали. Как товары приобрести? Использовать то время, пока слабоумные спят. Учреждение находилось на окраине подмосковного городка, порядки в интернате были деревенские. Как потом стало понятно, Кира вышла в коридор, открыла замок в двери, наверное, сэкономили, поставили дешевый. Женщина взяла халат медсестры, косынку и вышла из здания. Что было дальше? Ответа нет. Наверное, она просто перелезла через забор.

Димон почесал подбородок.

– Времена почти былинные, интернета нет. Электронные замки, видеокамеры еще не придумали. У ворот стояла будка, в ней дед с берданкой спал. Кому нужны умалишенные? Что можно украсть в интернате? Клеенку со стола? Полотенце в бане? Контингент к побегам был не склонен. Несчастные постояльцы соображали, как двухлетки. Тихо было в приюте, сонно. Когда стало известно, что Шмакова сбежала, вызвали милицию. Сельский детектив обошел по периметру забор, обнаружил с внешней стороны следы от шин велосипеда, двинулся по отпечаткам и нашел тело Киры. Эксперт заявил, что она упала с двухколесного «коня» и сломала шею. Не повезло женщине. Я бы стал задавать вопросы. Кто оставил велик? Куда Кира поехала? Но никто любопытствовать не стал. Киру Николаевну похоронили и забыли о ней.

– Восьмиклассник мог знать, чем занимались его родители? – вдруг спросила Ада.

– Конечно, – кивнул Михаил, – дети обожают подслушивать разговоры взрослых, а те дома расслабляются.

– Думаю, Шмаковы не обсуждали за вечерним чаем подробности очередного садистского убийства, – пожала я плечами.

– Согласен, – не стал спорить Миша, – но порой вдруг вырывается некое слово или фраза. В доме могла появиться какая-то вещь жертвы. И подросток сделал правильные выводы. Четырнадцать лет это уже не малыш.

Дюдюня кивнула.

– А если сыну Игоря семнадцать было на момент ареста отца?

Димон посмотрел на меня:

– В этом возрасте он, возможно, прекрасно понимал и знал, чем занимаются родители. Согласна, Тань?

– В семнадцать это уже взрослый человек, – согласилась я, – но Коле было четырнадцать. Для тех, кому за тридцать, разница в три года не имеет значения. А для подростков восьмой и десятый класс – разные миры.

Дюдюня улыбнулась, я удивилась – что ее так обрадовало?

– Помнишь стену почета в коридоре, мимо которой мы шли в гостиную дома Вероники? – спросила Ада Марковна.

– Конечно, – ответила я.

– Не забыла слова вдовы, которые она произнесла, показывая на снимки? – не утихала Дюдюня.

Я сконцентрировалась.

– Дословно нет, но они записаны на диктофон, который работал в кармане моих джинсов. Могу лишь смысл изложить. Перед нами фотогалерея лучших моментов жизни семьи Каменевых: пара у родильного дома с младенцами, празднование годовщин свадьбы, линейки первого сентября, получение детьми аттестатов, дипломов. В центре композиции старые снимки: парта, за ней мальчик и девочка, потом фото последнего звонка, там хорошо видна та же пара, веселая толпа на Красной площади, куда традиционно в советские годы приходили выпускники… Вероника объяснила, что ее муж не разрешал ей вешать их старые школьные снимки на стену. Говорил, что они слишком личные. А потом альбом с архивом куда-то задевался, Ника очень расстроилась, ей фотографии были очень дороги. Вскоре после похорон отца Марта вручила матери собрание старых фото. Оказывается, приемная дочь, понимая, как Нике важны воспоминания о муже, нашла ее бывших одноклассников, сделала копии фотографий, которые им раздавали в школе после окончания учебы.

– Прекрасный поступок, замечательная девушка, – похвалила Марту Дюдюня. – Таня, тебя ничего на фото не удивило?

– Нет, – ответила я, – там просто дети.

– Парта, за которой сидят будущие супруги, – сказала Дюдюня. – Думаю, Марта взяла общий снимок класса и увеличила отца и маму. Обратите внимание, внизу есть дата. Школьникам по четырнадцать лет. Я потом еще вернусь к снимку. Сейчас скажу только о росте. Дети сидят, руки у них сложены на парте, спины прямые. Понятно, что в класс пришел нанятый родительским комитетом фотограф, училка скомандовала:

– Выпрямились, улыбаемся, сидим красиво. Это память на всю жизнь!

Я засмеялась.

– В мои школьные годы именно так и происходило. Что тебя смутило?

– Сначала я не сообразила, почему глаз за снимок зацепился, – ответила Ада, – все вперед пошли, а я быстро пару снимков телефоном щелкнула. Потом до меня дошло: рост. Голова Вероники чуть выше уровня локтя соседа.

– Она девочка, он мальчик, – не усмотрел ничего странного Димон.