Лебяжий

В этом лесу они поселились недавно. А жили сначала в тундре, неподалеку от острова, опоясанного рекой и кольцами бетонных дорог. Этот остров и факела вокруг видно даже отсюда, если чуть-чуть подняться в горы. Человек и пес бывали в горах, но не ради того, чтобы полюбоваться на остров, на мерцание огней, на дымы... Они прекрасно между собою ладили, как бы дополняя друг друга. Оба имели характер молчаливый, и порою хозяин по целым дням не произносил ни слова. Буран – так звали, так стали с некоторых пор звать собаку – в собеседники не навязывался и очень редко напоминал о себе. Он бродил вокруг избушки либо лежал в берлоге, которую, на манер медвежьей, ему построил Станеев. Иногда, заскучав, убегал в тайгу, возвращался усталый, довольный.

Жизнь их текла ровно, без событий и в стороне от событий. Беспокойство вносили, нарушая обычный размеренный ритм, только случайные приезжие. Однажды это была женщина, пахнущая непривычно и терпко. Волкодав гаркнул на нее устрашающе-грозно, кинул на плечи лапы, принюхался. Женщина, против обыкновения, не испугалась.

– Красавец какой! – прожурчала она. – Кра-аса-вец! И глаза умные. Ну прямо совсем человечьи глаза. Ты как зовешь его, Юра?

– Волком, – ответил хозяин, заметно робевший перед женщиной. Он никогда ни перед кем не робел, а тут оробел, разволновался и шумно задышал перебитым носом. Глаз он почти не поднимал, прятал их в густых черных ресницах, вздрагивающие пальцы впились в бороду и мяли ее в щепоти. Спокойный тихий басок то падал до шепота, то тончал и рвался, рассыпаясь в каком-то непривычном, придурковатом хохотке.

– Волком? – обиделась за собаку женщина. – Какой же он волк? Это... Буран... Такой же мохнатый и хмурый. Буран, да?

Хозяин равнодушно пожал плечами. Волкодав тоже не возражал. Ему понравился негромкий, мягкий и в то же время решительный голос женщины, часто отбрасывавшей за уши тяжелые пепельные волосы, ее властная уверенная походка, ее белые, пахнущие лекарствами руки, ее глубокие серые глаза. Она была уверена, очень уверена в себе и приноравливалась к любой обстановке, считая себя хозяйкою на земле.

– Значит, Буран. Ты понял? – подытожила женщина и угостила волкодава конфетой. Буран не принял ее, посмотрев на женщину с некоторым сожалением: «Неужели ты не понимаешь? Это же не для меня. Я зверь. Я должен есть мясо».

– Ох, прости! Ты не болонка. Ты настоящий мужчина, – повинилась женщина и достала из черного в «молниях» рюкзака кусок копченой колбасы. Буран – ему сразу пришлось отзываться на это имя – вопросительно посмотрел на хозяина.

– Ешь, – разрешил Станеев. Он разрешил бы, наверно, если б знал даже, что эта колбаса отравлена ядом. Хозяин поглупел в присутствии женщины, плохо сознавал, что с ним происходит.

– Знаешь, это невежливо, – упрекнула пса женщина. – По отношению ко мне невежливо. Но вы тут оба невоспитанные. Вот я примусь за вас.

Но принялась она не за воспитание, а за костер и разводила его умело, споро.

– Погоди-ка, а что, если наловить свежей рыбы?

– На чердаке есть копченая нельма.

– Копченая не то. Я предпочла бы хариуса. Удочки есть?

– Сейчас принесу, – хозяин вынес из кладовки рыболовные снасти, остановился и стал тереть лоб, словно припоминал, куда и зачем шел.

– Я сама, – женщина отняла у него удочки, легко и стремительно зашагала к быстрой речке, притоку Курьи, крикнув решительно: – Буран, за мной!

Пес растерянно уставился на хозяина, переступил, заплясал нетерпеливо и, сочтя его молчание за согласие, в два прыжка догнал женщину.

– Тут где-то должен быть омуток и быстринка, – говорила она, сбегая с кручи. Она обладала чудесной способностью говорить, спускаясь с обрыва, не падать и даже поглаживать пса, охотно подставлявшего ей мохнатую прохладную спину, как пылью, присыпанную мошкарой. Бурана одно смущало – крепкий медицинский запах, который исходил от ее рук, от волос, от всего сильного гибкого тела; вдруг к этому запаху прибавился новый запах, волчий, и пес ощетинился под ее рукой, изготовясь к прыжку. Ручей здесь кончал свое путешествие, вливался в речку и, соединившись с ней, бесследно исчезал. Вдоль ручья шлепал усталый волчонок.

– Это щенок... ах нет, волк! Да, будущий волк! – воскликнула женщина.

Пес выскользнул из-под ее руки, обрушился на звереныша сверху, накрыв его огромным своим телом. И если б не кочки, между которых вжался волчонок, Буран раздавил бы его в лепешку. Он чуть-чуть не рассчитал и прыгнул на кочки. Волчонок очутился, на свое счастье, между его передними лапами. Вынув его из-под себя, Буран кинул волчонка над собой, перехватил поудобней и начал трепать. И несдобровать бы тому, но сверху раздался сердитый окрик:

– Не сметь!

– Ты бережешь их, этих тварей? Волков бережешь? – голос женщины похолодел. Длинные глаза ее сузились. – А ну, Буран! Задай ему жару!

Волкодав исполнил ее приказ, но исполнил наполовину; схватив волчонка за шиворот, снова оторвал его от земли, подержал, но трепать не стал и подождал, что скажет хозяин.