Лед и пламень

Я радовался, но недолго. Первую беду принес нам ледокольный пароход "Садко". Никак не думал, что "Садко" задаст нам такую нервотрепку. Правда, старые моряки давно поговаривали, что не плавать долго "Садко" по северным морям, что есть, мол, на то особая примета. Вообще же это был один из лучших грузопассажирских ледокольных пароходов флота ГУСМП: крепкий корпус с ледовой обводкой, сильная машина, удобные каюты. За один рейс "Садко" обходил несколько островов, где располагались полярные станции, доставлял новую смену полярников вместе с топливом, продовольствием, одеждой, аппаратурой и всем необходимым на год работы, старую смену отвозил домой. Команда "Садко" работала блестяще, и все же разговоры о том, что это несчастливое судно, не прекращались.

Этот корабль был куплен в Англии в 1915 году и приписан к Архангельску, а в 1916 году "Садко" затонул в Кандалакшском заливе и пролежал на его дне 17 лет. Экспедиция ЭПРОНа под-пяла его в 1933 году, архангельские судостроители быстро отремонтировали корабль, и с 1934 года он снова начал свою службу на Севере. Но старые моряки отказывались на нем работать: "Море однажды взяло себе этот корабль, море снова потребует его себе..." Однако "Садко" успешно ходил по северным морям уже семь лет.

В августе 1941 года корабль отправился с Диксона в долгий рейс, и экипаж, как всегда, задание выполнил: снял с Краснофлотских островов отряд гидрографов, доставил все необходимое полярникам на остров Домашний, забрал с самой северной оконечности Северной Земли трех полярников, высадил пассажиров на Диксоне и пошел в новый рейс, теперь уже на север - на Землю Франца-Иосифа. Но до места назначения не дошел.

В Карском море севернее островов Известий "Садко" с полного хода налетел на подводные камни и крепко сел на банку. В эфир полетел сигнал 80S. Пришлось снять с ледовой проводки и срочно направить на помощь гибнувшему кораблю ледокол "Ленин". Капитан Н. И. Хромцов подвел ледокол к "Садко" и убедился, что снять "Садко" с камней невозможно, надо срочно спасать людей. Несмотря на шторм, моряки "Ленина" успели спасти весь его экипаж. Сам же корабль достался морю.

Старики сказали: "Вот и не верь приметам!"

Но дело, конечно, было не в приметах. Следствие показало, что авария произошла из-за грубого нарушения дисциплины.

Все суровее и тревожнее становилась жизнь в Москве. Москвичи постарше помнят, какой была наша столица осенью 1941 года. С каждым днем она все больше походила на прифронтовой город. По решению правительства из Москвы началась эвакуация сначала женщин и детей, а потом предприятий и учреждений. Из Государственного Комитета Обороны мы получили план эвакуации Москвы. В нем четко было расписано, когда и куда эвакуируются заводы, наркоматы, главки, музеи, театры. Правительство переезжало в Куйбышев, а Главсевморпути, как организацию, ведавшую районами Советского Севера, отправляли дальше всех - в Красноярск. В Москве каждый наркомат и ведомство оставляло лишь оперативные группы.

Нам предстояло эвакуировать в Красноярск не только людей - это было проще всего. Надо было перебазировать в Красноярск авиагруппу; самолетов, правда, в Москве давно уже не было, но пришлось вывозить все сложное аэродромное и техническое хозяйство, центральные склады Арктикснаба, находившиеся под Москвой в Карачарово, эвакуировать технику и материалы Арктик-строя.

Основная группа работников Главсевморпути во главе с Кренкелем и начальником Политического управления ГУСМП Владимиром Петровичем Рябчиковым стала готовиться к переезду в Красноярск. Сутками в здании Главсевморпути не смолкал грохот: стучали топоры и молотки упаковывались документы и ценное имущество. Но оперативная работа сотрудников ни на минуту не прерывалась, так же как не прерывалась и не могла прерваться навигация в Арктике.

Я возглавлял оперативную группу, все сотрудники, что оставались со мной в Москве, перешли на казарменное положение. В освободившихся комнатах второго этажа поставили койки. Столовая помещалась в этом же здании, так что проблема жилья и питания была разрешена. Мы по нескольку дней не выходили из здания, спали урывками.

Тревожили вести с полей сражения. Тревожила Арктика. Тревожили воздушные налеты вражеской авиации.

Все чаще и чаще сквозь затемненные окна врывался воющий звук воздушной тревоги, а репродуктор разносил по комнатам: "Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога!.."

Бомбоубежище было оборудовано в подвальном этаже нашего здания, теперь там помещается клуб имени Ногина. Я редко ходил в убежище, был почему-то твердо уверен, что на наше здание бомба не упадет.