Лед и пламень

Если бы графически изобразить нашу жизнь на полюсе, по: лучилась бы, вероятней всего, синусоида. Надежды, связанные с полетами Громова и Чкалова, разочарования, взлеты и спады настроения. Мы, например, опасались цинги. Кстати, "специалист" по цинге у нас был - и довольно крупный - Эрнст. В 1936 году во время зимовки на Северной Земле эта болезнь едва не свела его в могилу. Цинга у него была особенная. Наверное, из-за того, что Кренкель коллекционировал разные редкости, на его долю и вид цинги выпал редчайший, грозивший внутренним кровоизлиянием. Если бы ледокол "Сибиряков" опоздал на считанные дни, все могло случиться. Потому Эрнст с особым рвением занимался физическим трудом. Мало того, что мы каждый день принимали антицинготные таблетки, я заставлял друзей съедать ежедневно хоть по дольке чеснока и по луковице. Палатка наша насквозь пропиталась чесночным духом.

В середине июля из Москвы поступило новое задание: для международного конгресса геологов требуются сведения о морском дне в районе полюса. Петрович делал промер за промером. 17 июля установили: под нами толща воды 4395 метров - больше, чем в начале дрейфа. Открытие стоило четырех часов работы на сыром, пронизывающем ветру. Петрович обнаружил, что в придонных слоях воды температура более высокая, чем в срединных. Сколько же раз пришлось опускать батометры, чтобы появилось на свет обобщение!

В плотный распорядок дня вклинивались и праздники. 21 июля устроили себе выходной - два месяца жизни на льдине. Выходной был у нас понятием относительным: пищу готовить - надо, снимать показания с приборов надо, передать метеоданные - надо, смотреть за льдиной - надо. Просто в честь выходного чуть позже вылезли из спальных мешков. Слушали пластинки, больше всего - Леонида Утесова, а вечером с Рудольфа нам читали газеты. Отступил я от железного правила - ничего не откладывать на завтра,- не стал в тот день ремонтировать анемограф, выведенный ветром из строя. Плохой из меня кладовщик: откупорил бидон с сахаром - а там конфеты "Мишка". Кондитеры решили устроить нам сюрприз: вместо сахара ровно сто пятьдесят "Мишек". Положил каждому долю на койки. Ширшов и Федоров - лакомки. Мы же с Кренкелем больше нажимали на табачок. Эрнст не курил, священнодействовал. Я был столь же страстным курильщиком.

Был - до тридцать восьмого года.

Забегая вперед, скажу, что заставило меня бросить курить.

Однажды в Главсевморпути я до того заработался, что упал в обморок прямо в кабинете. И - попал к профессору Юдину. Он внимательно меня осмотрел, прослушал, спросил, курю ли.

- Пачки две в день.

Он попросил меня надеть белый халат и новел длинными коридорами и переходами. Наконец ввел меня в какую-то комнату, в ней два топчана, покрытые простынями.

- Смотрите! - профессор снял одну простыню.

Я человек не робкого десятка, многое видел, а тут отпрянул: лежит покойник, грудная клетка вскрыта, легкие красные-красные, с прожилками.

- Это легкие здорового человека. Подчеркиваю: здорового, некурящего,сказал Юдин.

Поняв мой немой вопрос, профессор ответил:

- Попал под машину. А это,- он снял простыню с другого топчана,легкие курящего человека.

У покойника легкие были просмоленные, словно вымазанные дегтем или сапожной ваксой.

- Ну как?

Я достал из кармана коробку "Казбека", смял ее, бросил в урну и сказал:

- От неожиданности инфаркт можно схватить.

- А вы из тех, на кого слова не действуют. Мне же нужно, чтобы вы бросили курить.

Так отучили меня от папирос - в один миг. Больше не курил.

...В июле озер на льдине столько, что впору давать им названия. Хорошо, что меня выручали высокие охотничьи сапоги. А ведь, когда собирались, надо мной подтрунивали: "Дмитрич, на льдине утки не водятся". Нет, запас никогда не бывает лишним. После долгих ненастных дней 24 июля небо прояснилось, и мы узнали, где находимся: 88 градусов 3 минуты северной широты, 6 градусов восточной долготы. Именно в этом месте были сделаны уникальные фотокадры. Мы спешили: пока полярный день, ясная солнечная погода, надо заснять картины нашего быта, труда. Я старался изо всех сил: даром, что ли, потратил столько времени на обучение. Получилось, на мой взгляд, удачно.

Потекли ледовые, точнее - водные будни. Чтобы вы получили о них полную характеристику, приведу запись из дневника от 26 июля.

"Встреченные большой радостью заморозки продолжались недолго.

Погода отвратительная: туман, моросит дождь, температура воздуха четыре градуса тепла. Лед снова начал сильно таять. Наша жилая палатка в опасности. Канал, по которому бежит вода в прорубь, углубился до шестидесяти сантиметров. Ходить к палатке даже по доскам теперь опасно: можно свалиться в широкую полынью.

Женя ушел в свою лабораторию обрабатывать материалы.