Лед под кожей

У нее были причины для изучения протонации. Беспокойство. Постоянный страх, что Парлӱксӧэль снова объявится и станет интересоваться, продвинулась ли она в деле Фомальхивы. Серебристый холод на запястье, который слишком настойчиво напоминал, что, хотела она того или нет, Камёлё вдруг оказалась по ту же сторону баррикад, что и зӱрёгал. И одно замечание зӱрёгала в ту ночь, когда он ее разыскал:

«Тебя, меня и Аӧрлёмёгерля многое разделяет, Камёлёмӧэрнӱ. У каждого из нас своя судьба, и наши пути при обычных обстоятельствах никогда бы не пересеклись. Но фомальхиванин – это то, что нас объединяет». Возможно, зӱрёгал лишь строил догадки; но Камёлё знала точно, что третий названный, Аӧрлёмёгерль из Гиддӧра, явно заинтересован.

После своего вынужденного отъезда она не говорила с его эминенцией. И даже если бы священники в храме Далекозерцания позволили ей потревожить высшего сановника, не обошлось бы без свидетелей; а зачем напоминать о себе? Камёлё радовалась, что он оставил ее в покое и хотя бы здесь, на Земле, не дает ей никаких заданий. Но она не могла отрицать, что однажды присягнула ему. Что он никогда официально не освобождал ее от обязанностей. И что уже тогда, четыре года назад на Ӧссе… он знал о фомальхиванине.

Церковь Аккӱтликса имела четкую официальную позицию: Хиваив – одно из Запретных направлений. Верховный жрец Аӧрлёмёгерль на основании своей функции стража Порога Рекега должен был следить за тем, чтобы запрет никто не нарушил. Но в вопросе космических путешествий он был сдержанным. Никогда не пускался в пламенные проповеди. У Камёлё всегда было чувство, будто в глубине души путешествия в космос он одобряет, хотя согласия на них дать не может. Лишь со временем она поняла, что это не совсем так. Аӧрлёмёгерль не думал, что летать в Запретные направления – это правильно. Он лишь не верил, что столь желанную изоляцию, о которой так мечтают ӧссенские настоятели, действительно можно поддерживать долго.

Камёлё вздрогнула. Она была уверена, что верховный жрец говорил с ней о фомальхиванине… тогда, в самом конце, в последний день; но воспоминания были туманными, оттененными ужасом, который последовал далее. Ей не удавалось припомнить ни одного конкретного факта. Это означает, что Аӧрлёмёгерль вмешивался в ее память. Он не стал использовать капсулу памяти, потому что при допросе кто-нибудь ее обязательно заметил бы и насильно открыл; но легкое затемнение в памяти имелось. С той минуты, когда Камёлё узнала о чужаке с Д-альфы, она понимала, что к этому разговору ей еще придется вернуться – в состоянии глееваринской сосредоточенности, чтобы точно вспомнить. Ей совсем не хотелось снова переживать те эмоции. Но откладывать было нельзя.

Из шкафа, который ей уступил Джерри, Камёлё вытащила свой чемоданчик. В нем были самые ценные вещи, в том числе и запасы сухих веществ. У Джерри она чаще заваривала грибы как чай, потому что это было проще, а затем убирала. Существовал и другой способ, а именно залить грибы холодной водой или даже молоком и несколько дней оставить их мариноваться; но Камёлё не хотелось слишком уж распалять любопытство медианта тем, что в его квартире стоит кувшин с пахучим, скользким и весьма подозрительным содержимым. У нее в запасе было три из пяти веществ. Глеевари задумалась над гӧмершаӱлом, но в итоге взяла чистый лаёгӱр. Затем ушла с напитком в спальню и погасила свет.

Прозрачная морозная ночь, белые колонны, плывущие во тьме… каменные стены и каменные башни, рассеянные по склону; дуги мостов, веера лестниц и гладкие мощеные террасы, протянувшиеся вдоль раздвоенных скалистых стен. Это Скӱтё, священный уголок монастырей и храмов. Город Пертӱн лежит внизу, в долине, растянувшейся до самого горизонта, – озеро плоских крыш с бороздами улиц, над которыми и днем и ночью висят полотняные завесы: пестрейшая смесь цветов, запахов и звуков, издалека сливающаяся в неразличимую серость. Зато здесь, наверху, есть лишь камень, лишь белизна, лишь Бог. Сотни башен тянутся к небу, олицетворяя молитву. Выше всех Тёрё Мӱнд, башня монастыря ордена Вечных Кораблей.