Новости не слишком огорчили нас. Задержка у полыньи оказалась не такой уж и страшной: мы отдохнули, раздобыли свежую пищу. Сытому же все видится совсем по-иному, чем голодному.
Вдобавок оставалась надежда на отряд Финдекано. Может, удача улыбнется Второму Дому?
Артафиндэ тепло поблагодарил всех разведчиков и увел Айканаро и Ангарато к себе, чтобы выслушать подробный рассказ. Остальных обступили друзья и родичи. Мы с Арквенэн тоже подошли к нашим мужчинам.
После первых объятий Алассарэ отступил на шаг и окинул нас пристальным взором:
— Да вы похорошели, девы! Щеки как розы, глаза блестят… Вижу, вы тут не бедствовали!
— Конечно! — подбоченилась Арквенэн. — Пока вы без толку бродили туда-сюда, мы всех спасли от голодной смерти. Мы бы ноги протянули, вас ожидаючи, если б не наши веревки!
— Какие веревки? — удивился Алассарэ.
Арквенэн откинула капюшон. Короткие волосы рассыпались по плечам, снег тут же украсил их россыпью блесток.
Чуть помедлив, я тоже обнажила голову.
Мужчины на мгновение остолбенели, а потом Тиндал вскричал в изумлении:
— Что это?! Вы стали похожи на мальчишек!
— Мы обрезали волосы, чтобы сплести из них веревки, — объяснила я, стараясь говорить спокойно. — Без них охотники не смогли бы добыть морского зверя.
— Тоже мне, охотники, — проворчал Тиндал. — Мы вот постромками обошлись. А вы… других волос не нашлось, конечно!
— Почему же? Артанис тоже отдала свои косы, — возразила я.
Тиндал вытаращил глаза.
Алассарэ упал на колено и, прижав руку к сердцу, склонился перед нами.
— Горжусь! — выпрямившись, воскликнул он с чувством. — Горжусь дружбой со столь смекалистыми и щедрыми девами!
— Тебе бы все насмешничать! — вспыхнула Арквенэн.
— Отнюдь, — серьезно сказал Алассарэ. — Я правда горжусь вами.
Он еще раз поклонился.
А Ниэллин все молчал, не сводя с меня глаз. Точно, онемел от отвращения при виде моей головы!
Алассарэ, вставая, толкнул его.
— А… да. Я тоже горжусь, — очнувшись, пробормотал Ниэллин.
Отряхнув волосы от снега, Арквенэн накинула капюшон:
— Пойдемте в хижину, пока нас совсем не замело. Вам ведь надо поесть с дороги. А у нас уже все готово.
К возвращению охотников мы успели сварить похлебку из сушеной оленины и мяса морского зверя, заправленную остатками ягод. Для здешних мест кушанье получилось прямо-таки изысканным!
Арквенэн двинулась к хижине, следом за нею Алассарэ потащил сани. Тиндал шагнул ко мне, ухмыльнувшись, нахлобучил мне на голову капюшон и крепко обнял:
— Признайся, сестричка, ведь плести веревки из волос ты придумала? Молодец! Только береги теперь голову, чтобы ум не вымерз!
Ну спасибо! Приласкал, называется!
Не успела я ответить, как он побежал помогать Алассарэ, который со своей волокушей увяз в сугробе.
Мы с Ниэллином остались вдвоем.
Пора!
Я глубоко вдохнула и произнесла как можно тверже:
— Ниэллин. Позволь мне подарить тебе… это.
Достав из рукавицы, я на ладони протянула ему свой браслет.
Он не торопился брать подарок, а со смущенным, растерянным видом рассматривал его.
Так я и знала! Мой дар совсем не кстати! Ниэллин уже передумал, разлюбил меня… прямо сейчас, когда увидел, как я изменилась, обрезав волосы!
Кровь бросилась мне в лицо, к глазам подступили слезы, и я добавила торопливо:
— Это не помолвочный дар! Он ни к чему не обяжет тебя.
Он вскинул взгляд:
— Правда? Жалко… Тинвэ, да что ты! — воскликнул он, видя, что я готова разрыдаться. — Не в том дело! Твой подарок — чудо, я счастлив буду принять его! Просто… я сейчас не могу надеть.
— Почему?
— Ну… завязывать неудобно…
— Глупости! Дай, попробую.
Я сдернула с Ниэллина рукавицу, решительно задрала вытертый обшлаг рукава… и обомлела. Запястье его было обмотано заскорузлой от сукровицы тряпкой. Схватила его за другую руку — то же самое!
— Что это с тобой?!
Ниэллин высвободил руку и с досадой одернул обшлага:
— Ну… Когда мы на зверя охотились, я рукава замочил. Они оледенели и натерли. Я сначала не брал в голову, думал, пройдет… А оно все болит и болит. Подморозил, наверное.
Вот, оказывается, в чем дело! Ниэллину некогда залечить собственные раны. Чему удивляться? Он сын своего отца!
— Честное слова, я нечаянно. Не затем, чтобы тебя расстроить, — дрогнувшим голосом добавил Ниэллин.
Он решительно схватил браслет, придвинулся — я думала, в благодарность поцеловать мне руку… но он, притиснув меня к себе, приник губами к моим губам. И мое тело само догадалось, как ответить ему!
Было совсем не похоже на тот случайный, торопливый поцелуй! От этого, долгого, все внутри сладко замерло. Осанвэ легко, как цветок, раскрылось навстречу Ниэллину — и его любовь охватила меня теплым и нежным, будто Свет Дерев, коконом. Не стало тьмы и вьюги, страха и забот — они отдалились, исчезли, бессильные проникнуть сквозь невидимый покров.
Никогда еще не испытывала я такого блаженства! Его хотелось длить и длить… Только задохнувшись, я сумела оторваться от Ниэллина.
Он сиял.
Мои губы сами собой расплывались в улыбке. Все было ясно без слов, но Ниэллин спросил:
— Тинвэ. Ты правда любишь меня?
Миг назад я поняла очевидное. И не собиралась снова прятаться от него:
— Да. А ты... ты примешь мой подарок?