Леди из Фроингема

– Я рассказал всё, что помню. Я бы и рад, но, как только я начинаю об этом размышлять, опускается какой-то туман и я вообще уже ни в чём не уверен. Порой я даже думаю, что всё это мне приснилось.

Грумс отвёл взгляд, чтобы не видеть, как Седрик Понглтон растягивает в извиняющейся улыбке бледные обкусанные губы. Капюшон его макинтоша сполз, по лицу стекали капли дождя, но наследник рода Понглтонов, чьи предки много веков назад вторглись на земли англосаксов и яростно сражались бок о бок с Вильгельмом Завоевателем, не делал попыток стереть их.

– Идите-ка вы обратно, – сжалился инспектор, но Седрик, представив, как в одиночку пересекает сад, полный вечерних шорохов и мелькания теней, протестующе помотал головой. – Тогда держите фонарь выше, мистер Понглтон, выше, ну сколько можно повторять!

***

Дворецкий Хигнетт, вне себя от волнения, спустился в кухню и застал там лишь Анну – судомойка, что, в общем-то, было совершенно неудивительно, уже два дня как перестала являться в поместье. Горничная неторопливо собирала на подносе чай, лицо её было задумчивым и серьёзным.

На лестнице прогремели торопливые шаги, и в кухню разъярённым смерчем влетела Присцилла Понглтон.

– Анна! – резкий окрик так не вязался с её привычной мягкой манерой, что слуги вздрогнули. – Я же полчаса назад попросила тебя принести Бернадетте чашку травяного чая! Ну надо же иметь хоть какое-то понимание! – вооружившись полотенцем, она схватила медный ковш и принялась лить кипяток в заварочный чайник.

Упрёки были справедливы, и горничная заторопилась исполнить приказание. Женщины покинули кухню вместе, крайне недовольные друг другом, и какое-то время Хигнетт продолжал слышать, как Присцилла распекает Анну за вечную медлительность.

Когда их голоса и шаги стихли, дворецкий оперся руками о деревянный стол, выскобленный до белизны, и свесил голову так низко, что слышал теперь только шумный прибой крови и биение пульса. Он пытался прочесть молитву, надеясь, что, как его сестра всегда черпала силы в обращении к Богу, так и он сумеет вымолить прощение, но облегчение не приходило, наоборот, тяжесть содеянного лишала последних сил. В этой позе его и застала Оливия, оставившая Бернадетту-не-Бернадетту на попечении Присциллы.

Лёгкий шорох, нарочитое покашливание – Хигнетт вздрогнул и стремительно выпрямился, ожидая увидеть инспектора, пришедшего за ним в сопровождении констеблей, но вместо полицейских обнаружил Оливию Адамсон. Та ещё раз откашлялась и негромко произнесла:

– Хигнетт, я только что говорила с вашей сестрой Адель.

После паузы дворецкий спросил:

– Как она?

– Она выпила чай и, надеюсь, сможет ненадолго уснуть. С вашей сестрой осталась Присцилла, она позаботится о ней.

– Инспектор?..

– Нет пока, – покачала головой Оливия, – но вы же понимаете, что он должен об этом узнать.

– Разумеется, – сухо кивнул ей Хигнетт.

– Я не стану расспрашивать вас о причинах, по которым вы решились на этот чудовищный обман, – не глядя на него, Оливия принялась бездумно переставлять с места на место содержимое полки со специями. – Ответьте мне только на один вопрос, Хигнетт. Вы знали, что миссис Вайсли имеет пристрастие к хересу?

От неожиданности дворецкий непонимающе нахмурился.

– Да, знал, но какое это имеет значение теперь?.. Когда вы собираетесь сообщить инспектору?

– А Анна о миссис Вайсли знала? – Оливия проигнорировала его вопрос.

– Ну конечно, – в тоне дворецкого слышалась досада, он заметно нервничал. – Все об этом знали, включая леди Элспет. Понятия не имею, почему она мирилась с этим, но сейчас это ведь уже неважно?! Так когда вы…

– А Виктория, Седрик и Присцилла, как думаете? Все они были в курсе слабостей кухарки? Оскар Финч?

– Да откуда же мне знать? – за время импровизированного допроса Хигнетт извёлся. Он вообразил, что Оливия просто мучает его, наслаждаясь той властью, что ей дало знание об афере, и, не выдержав, опустился на стул и разразился сбивчивой речью: – У нас с Адель разные матери, мисс Адамсон, но я всегда любил сестру и старался облегчить ей жизнь. Вся ответственность за обман целиком лежит на мне. Адель виновата лишь в одном – что поддалась на мои уговоры. Она мать, её нельзя осуждать за то, что она хотела защитить своих детей и дать им шанс на лучшую жизнь. Муж её оказался никчёмным человеком, он был не в состоянии содержать семью и предпочёл скрыться, не оставив даже адреса. Адель вернула имя, данное ей при рождении, и стала сама заботиться и о себе, и о детях. Она бралась за любую работу: дни и ночи напролёт шила, украшала шляпки, вместе с детьми продавала цветы. Мисс Адамсон, я не мог спокойно смотреть на то, как моя сестра и племянники бедствуют, поймите. Порой, когда работы не было, им приходилось жить на шесть франков в день. Шесть франков в день, мисс Адамсон!

– И тогда вы решили воспользоваться семейной трагедией Понглтонов, – Оливия выдвинула из-под стола низкую скамеечку и уселась, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги.

– Да. Я знал от леди Элспет, что Монтгомери Понглтон погиб во Франции при невыясненных обстоятельствах, оставив после себя вдову.