Леди-пират

Мери отдавала ему все большую часть себя самой, признавая эту телесную зависимость, которую он у нее создавал тем, что поддерживал неудовлетворенность. Словно почувствовав это, маркиз, пользуясь последними всполохами карнавала, ночь за ночью водил ее — как и сам он, в маскарадном костюме и маске, — в самые знаменитые и роскошные казино. Каждый раз все происходило совершенно одинаково. Они потихоньку входили и скрывались за сквозной ширмой, служившей им еще одной маской. Балетти помещался за спиной у Мери и требовал, чтобы она замерла и не шевелилась — не хотел, чтобы кто-нибудь заметил их присутствие. Мери чувствовала, как все внутри у нее начинает пылать только оттого, что она смотрит на чужие любовные игры, происходящие у нее перед глазами, сердце ее отчаянно колотилось от его близости, от того, что он охвачен таким же желанием, как и она сама, — она явственно это ощущала.

— Запоминай, — шептал он. — Запоминай, чтобы лучше позабыть.

Он не прикасался к ней. Когда любовная горячка начинала спадать, они возвращались во дворец. Мери к тому времени доходила до исступления. Но Балетти расставался с ней у дверей ее спальни, на прощанье лишь посоветовав молиться об отпущении грехов. И Мери, покорная правилам его игры, засыпала, полная желания любить.

— Мне не нравится господин Эннекен де Шармон, — заявила Мери.

— Да что вы, право, — насмешливо отозвался Балетти, — он ничем не хуже других.

— Но зачем вы принимаете его приглашения, когда вот именно что к другим пошли бы куда охотнее? Вы ведь каждый день получаете десятки приглашений, маркиз.

— Это верно, Мария, — согласился он, снимая с вешалки длинную накидку, отороченную горностаем, и закутывая ей плечи.

Они собирались в гости к послу. И это было уже третье принятое ими приглашение на одной только неделе.

— Что вас туда так тянет, маркиз? — продолжала допытываться Мери.

— А если я вам отвечу, что это дает мне возможность за ним следить, вас это успокоит?

— Вы подозреваете, что он в чем-то таком замешан?

— Да. И Больдони тоже.

— Вы из-за этого разлучили меня с Джузеппе?

— Отчасти, — признался Балетти, потянувшись за тростью с серебряным набалдашником. — Но есть и другая причина.

— И какая же? — спросила Мери, у которой сердце готово было выскочить из груди.

Балетти подошел к ней вплотную, с беспредельной нежностью взял ее руку и, как любил делать и часто делал, коснулся губами запястья, там, где под кожей виднелись голубые жилки. И, как всегда, Мери задрожала с головы до пят.

— Чуть позже, — пообещал он. — Время придет. Доверьтесь мне.

Она кивнула, хотя у нее, казалось, больше не оставалось сил ждать и терпеть. И все же она вместе с тем и наслаждалась этим ожиданием, словно блаженно и мучительно недоступным лакомством.

Часом позже они сидели в курительной комнате в доме посла Франции среди патрициев и их жен.

Признания Балетти пробудили у Мери интерес к этому визиту, и теперь, вместо того чтобы, по обыкновению своему, томно раскинуться на диване и грезить, она внимательно прислушивалась ко всему, что говорилось вокруг. Как это часто бывало, перед тем как заговорить о любви, некоторое время собравшиеся обсуждали политические новости. Главным предметом обсуждения были маневры Форбена в Адриатическом море.

Казалось, Балетти с каким-то тайным наслаждением снова и снова к ним возвращался, приводя в смятение посла. Того всякий раз бросало в жар, по круглому лицу ползли соленые струйки пота, никак не сочетавшиеся с елейным тоном, каким он вел все разговоры на эту тему. Мери, тоже получавшая от этой игры удовольствие, с безупречно простодушным видом принялась невинно его подначивать.

— Говорят, этот господин де Форбен — человек вспыльчивый и раздражительный. Как хорошо, что Венеция не может вызвать его недовольства. Вы, господин посол, должно быть, этому радуетесь, это облегчает вашу задачу?

— Конечно, конечно. Господин де Форбен, несомненно, человек осмотрительный и хорошо осведомленный.

— Осмотрительный-то осмотрительный, да только видит плохо, — проворчал один из патрициев. — Ну признайте же, дорогой господин посол, что ваш соотечественник будоражит Большой Совет своими нелепыми обвинениями.

— Что за обвинения? — спросила Мери, не обращая внимания на пристальный взгляд, который устремил на нее Балетти.

— Господину де Форбену мерещатся призраки, — объяснил патриций. — Господин де Форбен вообразил, будто Венеция вступила в сделку с императором Леопольдом. — Он стукнул кулаком по столу и призвал Балетти в свидетели: — Это недопустимо! Ведь и вас, маркиз, это тоже приводит в негодование?

— Да, в самом деле, — согласился Балетти.

Мери почувствовала, как сжалось у нее сердце при одной только мысли о том, что Форбен мог сказать правду.

— Это и в самом деле так, и все же, — продолжал Балетти, словно услышал ее мысли, догадался о ее опасениях, — господина де Форбена еще никто и никогда не уличал во лжи. Если он уверяет, что имперские суда кем-то снабжаются, значит, так оно и есть.