Леди-пират

Она кивнула. Балетти наклонился и коснулся губами ее шеи, медленно поднялся к уху.

— Не опаздывайте, — взмолилась она. — Я этого не перенесу. Только не в этот раз.

В назначенный час Мери, окончательно побежденная, спустилась по лестнице. Ее корсаж украшала белая шелковая роза, измученное лицо скрывала моретта.

Когда гондольер остановился у ступеней, ведущих во дворец, праздник был в самом разгаре, гремела музыка, сверкали краски. Мери не было надобности узнавать в лицо каждого в отдельности, чтобы понять, что все венецианские патриции собрались здесь, хмельные от вина и девок. Целые толпы с громким хохотом носились взад и вперед, увлекаемые фарандолами и тарантеллами, руки неутомимо сновали, не смолкали непристойные шутки. Дамы не могли защитить себя, вслух высказывая недовольство: голос выдал бы их, раскрыл тайну маски. И теперь никто не отличил бы недотрогу от потаскухи, жену от любовницы, простушку от бесстыдницы. Мери рыскала повсюду, шлепала веером по пальцам, цеплявшимся за ее юбки, и в отчаянии искала среди всех этих масок того единственного, который только и был ей нужен.

Не осталось ни одного алькова, где не укрывался бы разврат, ни одного дивана, который не приютил бы охваченного истомой тела, ни одного стакана, откуда не выплескивалось бы густое вино. Здесь безудержно плясали, напивались, предавались любви. Карнавал заканчивался, сам себя хоронил, и это погребальное бдение исторгало у него слезы под черным бархатом маски.

Устав от царившего повсюду безумия и от пошлости всего окружающего, Мери направилась к большому окну, на подоконнике которого горели свечи в канделябрах. Ее внимание привлек Арлекин. Мери задрожала, она была совершенно уверена в том, что под этой маской скрывается Балетти. Но он тотчас скрылся из виду, подхваченный вихрем танцующих. Она жадно искала его взглядом, не решаясь двинуться с места, чтобы и он мог ее отыскать, долго не находила, и вдруг увидела снова: он целовал чью-то обнаженную грудь. Потом увидела Арлекина чуть подальше: кто-то сидел на нем верхом, а сам он ухватил сразу две подвернувшиеся талии.

Арлекинских нарядов оказалось такое множество, что Мери уже не могла этого выдержать. Балетти не придет. Он над ней посмеялся. Ни один нормальный человек не может подвергнуть другого такой пытке. С этой минуты она утратила к маркизу всякое доверие. Форбен конечно же был прав, и неважно, что там она видела и слышала. Все кончено. Ее охватил злобный и спасительный порыв мести, утишивший боль. Мери хорошо знала это чувство, всегда приходившее ей на помощь, и не боялась его. Во всяком случае, оно куда менее опасно, чем ее покорность, внезапно сделавшаяся ей отвратительной.

Лестница, рядом с которой она оказалась, вела на верхний этаж. Подхватив юбки, Мери, задыхаясь, устремилась вверх по ступенькам. Она решила покинуть Венецию, отправиться к Форбену и настигнуть Эмму в Дувре, как, собственно говоря, следовало поступить уже давным-давно.

Заметив пустой будуар, едва освещенный одной-единственной свечкой, Мери проскользнула туда и, встав у закрытого ставнями окна, попыталась успокоиться. И тут чья-то рука схватила ее запястье, завела руку за спину. Мери невольно застонала, маска упала на ковер.

— Залезай в кресло и встань на колени, — требовательно выдохнул ей в ухо маркиз.

Она и не слышала, как он вошел.

— Я ненавижу вас, — простонала она, исполнив, однако, приказание.

— А я люблю тебя, Мери. Люблю, как никогда не любил.

Приподняв ее юбки, он закинул их ей на плечи и овладел ею с мучительной неспешностью, заставившей ее сначала всхлипнуть, потом закричать в голос. Снова и снова. Дьявол победил.

Она ему принадлежала.

13

Клемент Корк вошел в кабинет господина Эннекена де Шармона, куда его провели, с тем же неприятным чувством, что и всегда. Посол стоял лицом к окну, выходившему в сад.

— Вы хотели меня видеть, — с притворной угодливостью произнес Корк.

Посол нехотя оторвался от созерцания мальчишек-рабов, резвившихся в саду, и повернулся к нему. Господин Эннекен де Шармон показался Корку подавленным и измученным. На руках посол держал щенка, которого равнодушно поглаживал.

— У нас неприятности, — отрывисто бросил он. — Большие неприятности, из которых надо как-то выпутываться.

— Я здесь именно для этого, сударь, — заверил его Корк.

— Форбен пожаловался французскому королю и дожу. Начато расследование — здесь, в Венеции. И на этот раз я уже ничем не могу управлять.

— Вы хотите, чтобы я свернул все дела?

— Нет, не хочу — проворчал посол. — Я не хочу, чтобы мне мешали забавляться, не хочу, чтобы мне мешали получать удовольствие, не хочу, чтобы мне досаждали, и не хочу, чтобы меня судили!

— Так чего же вы хотите, в таком случае?

— Хочу смерти шевалье де Форбена! — взорвался посол, топнув ногой.

Если бы он не был настроен так решительно, Корк посмеялся бы, глядя на то, как трясется и подпрыгивает эта заплывшая жиром бесформенная туша, стискивая щенка, который, отчаянно тявкая, безуспешно пытался высвободиться.