Леди-пират

— Меня тоже возбуждает, — призналась она. — Слишком давно я ждала возможности в этом поучаствовать. И теперь уже нет огромного живота, который мог бы мне помешать. Я готова, — заверила она, потянувшись к его губам.

Руки Рекхема заскользили по ее бедрам, но замерли, когда раздался голос Девиса:

— Можете выйти, капитан?

— Иду.

Энн вздохнула, готовая последовать за Джоном.

— Подожди меня, — сказал Рекхем. — Я только отдам распоряжения и вернусь. Я хочу тебя. Прямо сейчас.

Она кивнула. Глаза у Рекхема горели, и ее волновала мысль о том, чтобы заняться с ним любовью перед боем. Он между тем закрыл за собой дверь. И только услышав, как в замке повернулся ключ, Энн поняла. Бросившись к двери, принялась молотить по ней кулаками. Но в ответ раздался только грубый мужской смех, а Рекхем уже кричал где-то далеко, приказывая готовиться к абордажу.

Энн разозлилась так, что заплакала от злости. А потом ее охватила жажда мести. Если Рекхем воображает, будто может заставить ее покориться, то он ошибается. Она хотела втягивать ноздрями запах пороха, хотела испачкать руки в крови. Дважды на «Реванше» ей пришлось быть лишь бессильной свидетельницей абордажа, но это — из-за беременности. Ее тогда так заворожило это зрелище, что внутри все перевернулось, и она пришла в такую ярость, какой раньше в себе и представить не могла. Из-за ребенка пришлось себя обуздать. Но не для того она оставила сына на суше, чтобы и теперь лишать себя всего, чего хочется. Энн знала, что эта жажда сражения связана с ее повторяющимся кошмаром. Она смирилась с тем, что не поймет его, но намерена была от него избавиться.

Энн выжидала, пока «Реванш» приготовится к бою и перебросит мостки на вражеское судно, а сама тем временем пестовала свою ярость, как полируют смертоносное оружие. Сегодня к вечеру либо ее убьют, либо станут с ней считаться.

Она, молясь, чтобы судно Вест-Индской компании стало обороняться, начистила саблю, которую носила на поясе, проверила кремень пистолета, как делали на ее глазах пираты.

А когда поняла, что ее молитва услышана, распахнула одно из окон кормы и, рискуя свалиться в воду, принялась карабкаться по корпусу к полуюту — три дня назад она уже проделала то же самое, воспользовавшись якорной цепью.

К тому времени, как она достигла цели, на верхней палубе торгового судна кипело сражение. Энн машинально потянулась рукой к подвеске, и в ней самой взыграла та же яростная волна. Издав воинственный клич, она бросилась в бой.

* * *

После двух недель мертвого штиля «Сержант Джеймс» полным ходом шел к Гаване. Запасы пресной воды были на исходе. Всем на судне не терпелось поскорее пристать к берегу, и Мери хотелось этого еще сильнее, чем прочим.

Покинув имение Кормака, она встретилась с Балетти и Вандерлуком и все им рассказала. Все — от начала до конца. И они решили не терять времени. На следующий день отец и сын Вандерлуки предложили свое судно для того, чтобы отправиться на поиски Эммы и Энн. Мери казалось, что, если Эмма осталась на Кубе, то сделала это из-за ее дочери.

В ней пробудилась какая-то необузданная сила. Видимо, появление Ганса стало одной из причин этого пробуждения. Им достаточно было встретиться, чтобы открыть дверь для воспоминаний. И они перебирали эти воспоминания, вызывая в памяти Никлауса, быть может, для того чтобы укрепиться в своей ненависти. Балетти слушал их молча, приобщаясь наконец ко всему тому, чего она не смогла рассказать ему в Венеции.

После того как Мери поговорила с Кормаком, в ее взгляде появилось новое выражение страдания, еще усугубившегося оттого, что она испытывала чувство вины. Отказавшись покориться Эмме, отказавшись ей поверить, Мери отдала ей свою дочь, свою кровиночку, плоть от плоти своей, и не могла себе этого простить.

— Ты понапрасну себя терзаешь, все равно ничего из прошлого не изменить, — сказал ей Балетти.

— Знаю, маркиз. Но я думаю о Никлаусе-младшем, о том обещании, которое дала ему и которое нарушила из себялюбия.

— Не из себялюбия. В силу необходимости.

— Какая разница? Я не могу вернуться назад. Даже если я снова увижу Энн, не знаю, хватит ли у меня мужества открыть ей правду. Посмотреть ей в глаза. Вымолить у нее прощение за то, что бросила ее.

— Она не была несчастна. Она поймет.

Мери вздохнула:

— Или я потеряю ее навсегда. А вот этого я не перенесу. Я никогда не стану снова матерью Энн. Любовь рождает не истина, маркиз, ее рождают доверие и присутствие рядом.

— Она зарождается в утробе, ее взлелеявшей. Доверься своему инстинкту.

— Мой инстинкт приказывает мне убить Эмму, — жестко сказала Мери и снова вздохнула. — И навеки проститься с ребенком, которого я носила под сердцем.

— Перестань себя истязать. Всему свое время. Есть время для мести и есть время для прощения.

* * *

— Пираты с правого борта! — заорал впередсмотрящий.

Мери, взобравшаяся на мачту, тоже заметила судно. Приложив руку козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от слепящего солнца, она вгляделась в далекий силуэт и почувствовала, как забилось сердце.

— Черт возьми! — выругалась она. — Готова спорить, это «Реванш».