Леди в озере

Они разговаривают о Клео. Мистер Би и женщина, которая обедает с ним. Я едва не наклонилась и не сказала «Я ее знала», но такие вещи нервируют клиентов, поскольку напоминают им, что официантка, которая их обслуживает, не глухонемая. И тогда плакали чаевые.

Я удивляюсь, когда женщина, пришедшая с мистером Би, оплачивает счет, и еще больше, когда оставляет хорошие чаевые. Нет, не хочу сказать, что все женщины скупятся, но эта выглядит так, будто ей никогда не приходилось много работать, а именно от этого и зависит размер чаевых. Хуже всего в этом плане адвокаты, они страсть какие сквалыги. Впрочем, домохозяйки, которые вообще никогда не работали, тоже бывают скупердяйками.

Может быть, она хочет произвести впечатление на мистера Би? Тот обедает у меня уже более десяти лет. Помню его более молодым и стройным. Он говорит, что пытается похудеть, а потом берет и заказывает ветчину со специями. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы игриво хлопнуть по руке, когда он тянется к чьей-то картошке фри.

Но эта женщина, конечно же, не заказывает картошку фри.

С какой стати женщине оплачивать счет мистера Би? Он как-то сказал мне, что должен всегда платить за себя сам. Что, если я когда-нибудь увижу его с кем-то, кого не знаю, счет надо отдать ему. Но этой женщине он не мешает платить за их обед. Как странно. Она явно не его пассия, потому что тогда он наверняка заплатил бы сам. К тому же он женат. Говорит, что счастливо, но я совсем не уверена, что слово счастливо может быть употреблено по отношению к какой-либо из частей жизни мистера Би, кроме разве что работы в газете. Ему нравится работа, и он не хочет возвращаться домой. Знаю это, потому что иногда он приходит перед самым закрытием и очень медленно выпивает чашку кофе, покуда я подсчитываю чаевые, болтает со мной о том городе, где он вырос, здорово похожем на мой родной город в Западной Виргинии.

Но это не мое дело. Мое дело – подавать еду, и делать это быстро, пока она не остыла.

Я работаю официанткой с тринадцати; правда, ноги у меня длинные, и я тогда могла сойти за шестнадцатилетнюю. Родители переехали в Балтимор во время войны, чтобы устроиться на авиационный завод, где платили хорошие деньги. Но из этого ничего не вышло, у них вообще все шло наперекосяк. Они пили, развелись, а потом сошлись снова, что было даже хуже, чем их пьянство и развод. Мне надо было куда-нибудь податься из дома, хотя мне было всего тринадцать, и я устроилась в заведение под названием «У Стейси». Потом перешла в местечко, которое называлось «У Вернера», а теперь работаю в «Новом Орлеане». Тут длинный зал, приходится долго топать, неся еду, так что официантки у нас не задерживаются. Я перевидала много молодых девчонок, которые увольнялись, потому что не могли справиться. Потому что все на рысях, плавно двигаться не умели. Но я знаю, как покрывать максимальные расстояния, делая минимальное количество шагов.

Правда, в юности мне тоже не хватало ума. Оказалось, что иметь на руках наличные в конце дня – это не так уж хорошо, когда ты девчонка-подросток и за тобой некому присмотреть. У меня была пара плохих лет, когда я чуть не пошла по стопам мамаши. Собственно, в общем и целом, так со всеми женщинами. Ты либо становишься такой же, как твоя мать, либо нет. Конечно, любая скажет, что не хочет становиться такой, как мать, но это глупо. Для многих женщин становиться такими же значит просто-напросто брать на себя ответственность и вести себя, как полагается взрослым людям. Я слышу, как молодые девушки болтают за кофе и жалуются на матерей, на их мнения, на устанавливаемые ими порядки. Но я на стороне матерей. Особенно в наши дни, когда молодые начинают вести себя так странно, одеваться так странно и слушать все более и более сумасшедшую музыку.

Правда, я могу посочувствовать и этим девушкам. Помню, как чувствовала себя, когда была молодой, как любила Элвиса. Жаль, что рядом была не мать, которая поругивала бы меня, а привидение в банном халате с бутылкой джина, пробиравшееся в мою комнату, когда меня не было дома, и воровавшее деньги, остававшиеся от чаевых.

В общем, в один прекрасный день оказалось, что я беременна, вот и весь сказ. Тот парень женился на мне, но это оказался единственный его правильный поступок, и очень скоро он бросил меня с младенцем на руках. Мне было девятнадцать.

Теперь моему Сэмми четырнадцать, и он учится на «отлично». Я не пью, и наш дом блестит чистотой. Это съемная квартира, но она блестит чистотой, что бы это ни значило. Как что-то чистое может блестеть? Вот засаленное – может. Придя домой, я каждый день лежу по часу, приподняв ноги и поставив рядом стакан с пепси. Благодаря этому мои ноги еще чего-то стоят, никаких вам варикозных вен. Надо не рысью бегать, а передвигаться плавно и после работы отдыхать, закинув ноги повыше. Вот секреты, которыми я поделилась бы с молодыми девушками, если бы они спросили меня. Но они никогда не спрашивают. Воображают, будто уже знают все ответы; это относится даже к тем из них, которым удается удержаться в «Новом Орлеане».