Ледяная месть

– И пистолет на шкафу ты не находила.

– Это был мой пистолет. Я не могла тебя убить. Не могла. Потому что люблю тебя. Очень люблю. Но все накрылось медным тазом…

Анжела ткнулась лбом в свои коленки, всхлипнула и разрыдалась. Я подсел к ней, обнял, привлек к себе. Любил я ее очень. Жить без нее не мог. И предавать не собирался. Но при этом понимал, что прежней легкости в наших отношениях уже не будет.

Глава 29

Голова больше не кружилась, и про тошноту я давно забыл, но подниматься с кровати не хотелось. Это ж на огород надо идти, за лопату браться, да и в доме еще много недоделок. Но что-то не лежала у меня душа к работе. Любил я Анжелу, жизнь готов был за нее отдать, но уже не хотелось думать о будущем. При всех наших друг к другу чувствах, совместная с ней жизнь превратилась в светло-серое настоящее. Вроде и не плохо мне с ней, но не рвется душа ввысь, усохли крылья за спиной.

Анжела зашла в комнату с подносом в руке. На тарелке сырники, от которых я был когда-то без ума, в блюдце сгущенное молоко, в большой кружке чай. Заботилась она обо мне, завтрак в постель подавала, я очень был ей за это благодарен, но только вид у меня кислый. Улыбнуться бы надо, но что-то невесело на душе…

– Лежишь? – спросила она, поставив поднос на тумбочку.

– Лежу.

– Я тебе завтрак принесла.

– Спасибо.

Вот и весь разговор. И завтрак какой-то не очень аппетитный. Вроде бы и вкусно, и душу свою Анжела в него вложила. Но может, потому и не лезет кусок в рот, что душу вложила. Ведь нечистая у нее душа…

– Вкусно? – спросила она, забирая поднос с грязной посудой.

– Вкусно.

– Понравилось?

– Понравилось.

Сухой разговор, черствый, как вчерашний хлеб.

– Злишься на меня? – На глаза ее набежали слезы, и она отвернулась к окну.

– Не злюсь. Все нормально.

– Не нормально. Нормально уже не будет…

– Ты же не станешь больше убивать?

– Нет. Никогда.

– Так в чем же дело? Главное то, что будет в будушем, а прошлое можно и забыть.

– Но ты же не забудешь. Тебе бы в Москву вернуться, к прежней жизни. Но тебя там ищут, тебе нельзя возвращаться…

– Не хочу я возвращаться. Я с тобой хочу жить.

– Я тебе не верю. Да ты и сам себе не веришь. И правильно делаешь. Я не заслужила прощения. Слишком тяжкий грех. Этот грех утащил меня на самое дно. Моя жизнь превращается в ад. Но я сама в этом виновата…

Она плакала, и я не мог это долго терпеть, поэтому поднялся с кровати, подошел к ней и обнял за плечи.

Да, она страшная грешница, но я очень и очень ее люблю. Да и не мне судить ее. Я хоть и не убивал никого, но сколько краж на мне, а кто грязное белье из чужих корзин вытаскивал?

– Я тебя люблю. Очень-очень.

– Я знаю. Но тебя тяготит эта любовь. Она тебя очень тяготит.

– Неправда.

– Когда-то ты чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

– Я и сейчас чувствую.

– Да, но голос твой не звенит. И глаза не горят. Ты любишь меня по инерции…

– Ну, ты должна меня понять. Я узнал о тебе такое, что до сих пор не могу отойти от шока.

– Ты никогда от него не отойдешь.

– Отойду, дай только срок.

– Пожизненный? – с горькой усмешкой спросила Анжела.

– Ну, это слишком…

– Двадцать лет?

– Зачем так много?

– Это не много. Это слишком мало. Если бы мне дали всего двадцать лет… – надрывно вздохнула она.

– Это ты о чем?

Анжела ничего не ответила. Она завороженно смотрела на микроавтобус, который остановился напротив нашего дома. Я вздрогнул, когда из машины выскочил ментовский спецназовец в каске и бронежилете. Анжела напряглась, но с места не сдвинулась. А когда я потянул ее к выходу, схватила меня за руку:

– Это я позвонила… Это за мной…

Спецназовцы выпрыгивали из машины, ловко перемахивали через забор, окружали дом, а мы стояли в комнате, ожидая, когда этот живой вал погребет нас под собой.

– Зачем ты это сделала? – взвыл я с досады.

Не должна была Анжела так поступать. Да, сейчас мы переживали сложный этап, но ведь нам нужно было только время, чтобы наши отношения вернулись в прежнее русло. Мы бы пережили все и снова вернулись бы на вершину своего счастья. Но Анжела взяла и все перечеркнула своей же рукой.

– Я так решила…

– Дура ты!

– Ты ни в чем не виноват… Я все возьму на себя…

– Дура! Какая же ты дура!

Теперь я понимал, о каких двадцати годах говорила Анжела. Ей грозило пожизненное заключение, а она надеялась на двадцать лет… Дура она! Чокнутая дура!!! Но как же сильно я ее люблю!

Я ладонями держал ее за щеки, жадно целовал ее в губы, когда менты с ревом ворвались в комнату. Нас опрокинули на пол, стали заламывать руки.

Мы лежали рядом, повернув друг к другу головы. Она смотрела на меня, прощаясь со мной навсегда. Из ее глаз текли слезы. И я понял, что сейчас разрыдаюсь…