Когда-то на эту красивую женщину я смотрел с вожделением, а сейчас видеть ее не хотел. Но в этот кабинет меня привели под конвоем, на окнах решетки, за дверью стоит мент, а сквозь землю провалиться не получится.
– Ну, что нам делать с тобой, Старостин? – насмешливо спросила Добронравова.
Из Москвы она прилетела еще вчера, а на допрос к ней меня выдернули только сегодня.
– А как обычно, навесить всех собак, и за решетку.
– Слава, твой сарказм здесь не уместен. В сговоре со своим другом Тумановым был? Был. За Воротниковым с ним следил? Следил. Что это, если не соучастие?
Я бы с удовольствием отправился бы за решетку по приговору суда, если бы меня отправили в один лагерь с Анжелой. Но так не бывает, поэтому не было смысла брать вину на себя.
Можно было бы взять ее вину на себя, но ведь я толком не знаю, как и что происходило. Первый же следственный эксперимент выведет меня на чистую воду. Да и не для того Анжела сдавалась ментам, чтобы я брал на себя ее вину.
– Ну, соучастие так соучастие.
Пусть будет как будет. Если посадят, значит, заслужил. Не будет радовать меня свобода. Что мне там делать без Анжелы?
– И это все? – удивленно посмотрела на меня Добронравова.
– А что еще?
– Ты же не знал, что Туманов собирается убить Воротникова.
– Не знал.
– Так и говори, что не знал.
– Так и говорю.
– Вяло как-то говоришь. Раньше бойкий был, а сейчас ни рыба ни мясо.
– Ни живой ни мертвый.
– Чего так?
– Не знаю, – вяло пожал я плечами. Апатия мною овладела, не было желания сопротивляться.
– Ты сбежал из Москвы вместе с Тумановой, – продолжала Любовь Алексеевна.
– Пирогова она, – неуверенно перебил я следователя.
– Туманова ее фамилия. И зовут не Анжела, а Татьяна.
– Ну да, Кеша ее брат, поэтому Туманова. А зовут ее Анжела.
– Ты сбежал из Москвы с Татьяной Тумановой, – повторила она.
– И что?
– Ты сбежал из Москвы с преступницей.
– Тогда я этого не знал.
– Но факт остается фактом…
– И еще паспорт у меня фальшивый. Давайте, оформляйте на этап, мне по барабану…
– Ты что, правда, влюблен в свою Анжелу? – спросила она.
Сейчас передо мной сидела не следователь прокуратуры, а обычная женщина, любительница любовных сериалов. Но у меня не было никакого желания играть на публику.
– А это уже мое дело.
– Твое дело здесь, – мягко хлопнула ладонью по папке Добронравова, снова превращаясь в советника юстиции.
– И сколько мне грозит?
– Нисколько. Ты же ни в чем не виноват. Туманова рассказала, как все было, и у нас нет основания ей не верить.
– А то, что я от закона скрывался?
– Но ты же ни в чем не виновен.
– А фальшивый паспорт?
– Мы можем закрыть на это глаза.
– Закрывайте.
– Туманова во всем созналась, – повторила Добронравова. – Но мы еще не задержали ее брата.
– Я здесь при чем?
– Она назвала адреса, по которым он может скрываться, но предупредила, что вряд ли мы его там найдем. Во-первых, он понял, что вы с ней сбежали от него. А это значит, что вы могли перейти к охоте на него. Во-вторых, прошло время… Туманова уже ищут, но пока никаких результатов.
– Вот я и спрашиваю, при чем здесь я?
– Возможно, ты поможешь нам его найти.
– Как?
– Ну, ты можешь знать адреса девушек, с которыми он встречался.
– Я знаю только адрес, где он с ними встречался. В эту квартиру вы вламывались три раза… Или четыре…
К счастью, когда менты пришли за мной в четвертый раз, я был уже далеко…
Я тоскливо вздохнул. Прекрасное было время. Мы уезжали с Анжелой к черту на кулички, не зная, что нас ждет впереди. Но как нас тогда распирало от счастья…
– Если точнее, то пять.
– Ну да, за мной еще из-за Белова приходили, – предположил я.
– Откуда ты знаешь? – с интересом спросила следователь.
– Кеша сказал. Он говорил, что вы на меня все спихнули…
– Да, была такая мысль…
– Это все Кеша. Анжела здесь ни при чем. Она со мной в это время была.
– Я так понимаю, Иннокентий Туманов мстил за дочь некой Тамары Петровой…
– Алевтина ее зовут. Глотова Алевтина.
Я был почти уверен в том, что Добронравова неспроста назвала другие имя и фамилию, чтобы сбить меня с толку. Прелюдия закончилась, начинался допрос. Ей нужно было сравнить показания Анжелы с тем, что знаю я…
Глупо Анжела поступила. Очень глупо. Надо было со мной сначала посоветоваться, перед тем как сдаваться. Мы бы обсудили с ней, что можно говорить следователю, а о чем нужно молчать. Хотя о чем это я? Если бы она сказала мне, что хочет сдаться ментам, я бы связал ее по рукам и ногам, чтобы она не добралась до телефона. А если бы она призналась мне уже после звонка, я бы сгреб ее в охапку и увез бы куда-нибудь, от греха подальше…
– Да, правильно, Глотова Алевтина, – кивнула она. – Туманова утверждает, что Марину Глотову изнасиловали и убили. И сделали это знакомые вам Воротников, Светозаров, Бурунов и Белов.
– Да, было такое.
– Откуда ты знаешь? Со следователем Брюшняковым разговаривал?
– Разговаривал.
– А ты знаешь, что Брюшнякова нашли мертвым в квартире?
– Да, Кеша мне говорил. Только я не при делах.
– Да, Туманова об этом сказала. Кто убил Брюшнякова?
– Кеша.
– Как он это сделал?
– Чего не знаю, того не знаю…
– За что его убили?
– И этого я не знаю.
– А что ты знаешь?
– То, что Кеша мне рассказал, то и знаю…
– А Туманова что тебе рассказывала?
– А что она мне рассказывала?
– Ну, если судить по ее показаниям, она призналась тебе в том, что работала вместе с Тумановым, а потом вызвала милицию. Но так это или нет?
– Ну да, призналась. В общих фразах… Что ее ждет?
– В смысле, какой срок ей грозит? А сам ты как думаешь?
– Она же мстила за Марину Глотову.
Я не знал, рассказала ли Анжела про убийство своего брата, который ее изнасиловал. Я не знал, рассказала ли она о тех людях, которых убивала за деньги. Поэтому боялся сболтнуть лишнее.
– Это ее не оправдывает.
– Она же сама позвонила в милицию. И своего брата сдала.
– Да, но на ней столько трупов…
– Сколько?
Добронравова въедливо посмотрела на меня и усмехнулась так, будто поняла, чего я от нее хочу.
– А ты что, ждать ее собираешься?
– А что, есть возможность дождаться?
– Ну я не уверена…
Может, и не стала Анжела рассказывать про все свои «подвиги». Может, спохватилась в последний момент, чтобы не уйти на пожизненное…
– Ну, а вдруг?
– А если двадцать лет дадут, ждать ее будешь? – удивленно смотрела на меня Добронравова.
– Буду.
– Ты это серьезно?
– Давайте не усугублять, – вздохнул я.
– Что не усугублять? – не поняла она.
– Мою болезнь… Любовь – это болезнь, теперь я точно это знаю.
– Смертельная? – вроде как пошутила Добронравова.
Но я воспринял ее всерьез и так же серьезно ответил:
– Очень даже может быть.
Я еще не знал, какие показания дала Анжела, но надо будет это как-то выяснить. И тогда я пойму, есть ли смысл бороться за свою любимую. Если Анжеле грозит не более двадцати лет, я пойду на все, чтобы найти и уничтожить Кешу. Нет, я не стану мстить ему за то, что он втянул ее в свои дела. Просто избавлю правосудие от его показаний. Ведь он может наговорить столько, что Анжелу отправят на пожизненный срок. А если он не сможет дать показания, то ее, возможно, закроют всего на двадцать лет.