Ледяная скорлупа

Более того. Теперь мы знаем ответ еще на один вопрос. Почему наш Мир теплый? Откуда берется энергия извергающихся вулканов? Вроде бы ответ уже был известен: из-за того, что орбита Мира чуть вытянута, поэтому Мир деформируется тяготением Аттрактора то сильней, то слабей, отчего греется изнутри. Это так, но почему Мир долго сохраняет вытянутую орбиту? Ведь из-за трения, вызванного дыханием недр, орбита со временем должна стать точно круговой. Наш Мир очень древний, судя по тому, что значительная часть урана в кристаллах успела превратиться в свинец. Его возраст во много раз превышает то время, за которое орбита стала бы точно круговой, и Мир бы замерз. Теперь мы знаем ответ, почему этого не произошло: три мира, обращающиеся в резонансе, раскачивают орбиты друг друга, не дают им стать круговыми. Есть вопросы?

— А может ли на этих мирах быть жизнь, подобная нашей?

— Для ответа на этот вопрос надо знать, насколько вытянуты их орбиты. От этого зависит, сколько в их недрах выделяется тепла. Если у всех эксцентриситет такой же, как у Мира, то на первом должны быть расплавлены недра, должно быть очень много извержений. Непонятно, может ли он быть покрыт при этом водой. Скорее всего, нет. Третий и тем более четвертый миры греются слишком слабо. Там, вероятно, только лёд и скальные недра, без жидкой воды. Но это если эксцентриситеты орбит одинаковые.

— Ты сказал «пока не пробурим лёд»… А это в принципе осуществимо?

— Появилась надежда. В северо-западном секторе есть мощный вулкан, который извергался десять-пятнадцать сроков назад. Как оказалось, над ним на небе протаял лёд и образовался купол. При этом главное не то, что бурить меньше, а то, что в куполе скопилась смесь метана с этаном. Они остаются жидкими даже при той температуре, которая должна быть у наружной поверхности льда. Значит, проблема замерзания скважины снимается. Но задача остается чудовищно сложной.

Председатель предложил поблагодарить докладчика. Раздалось синхронное гуканье, означавшее аплодисменты. Вдруг гуканье резко усилилось, переходя на более высокий тон, что соответствует бурной овации. Кирамзень, не понимая в чем дело, обернулся: в свете проектора медленно опускался, открывая глаза и тряся головой Хруам Мзень собственной персоной. Видимо, он пристегнулся мимо штанги. Однако патриарх не растерялся и, окончательно проснувшись, выгнул две пары противоположных конечностей так, что они образовали восьмерку. Это означало выражение бесконечной признательности.

Сто пятьдесят миллиардов оксов

Барбан Драг, директор Института неба имени Хруам Мзеня, выплыл к заседанию Всемирного координационного комитета, где ему предстоял доклад, с большим запасом по времени.

Живя далеко за городом в своем доме на собственном участке, он ненавидел Столицу. Как можно обитать в такой тесноте, во всепроникающей бессмысленной иллюминации, в вечном шуме, жужжании навигационных пищалок и верещании горожан? Конечно, за спокойную жизнь в большом доме приходилось платить. Прежде всего долгой дорогой в этот ад, куда приходилось окунаться раз в каждые четыре смены.

Барбан Драг, повинуясь требованию навигационных автоматов, вывел свой катерок на двухсотый горизонт. Любая активная локация и сотовая связь по открытой воде были строжайше запрещены при движении над Столицей. Иначе звуковой фон превысил бы все мыслимые пределы. Впрочем, он и так их превысил — большинство, но еще не все. До порога, когда постоянный шум вызывает массовое нервное заболевание — пляску даргобага, оставалось еще четыре децибела.

Вот и Столица — она угадывается по синеватому свету, который сочится со всех сторон, будто из самой воды. И городской шум тут как тут — смесь гула и стрекота. Вокруг красноватые огоньки попутных катеров — двухсотый горизонт предназначен для маломерок. Пассажирские винтоходы к центру Столицы идут на сто сороковом, их еле видные подсвеченные туши напоминают ленивых круглобрюхов. Снизу на сто семидесятом несутся светлые пятна встречных маломерок. Время от времени то справа, то слева — вертикальные гирлянды, обозначающие окна всплытия и погружения на сороковой горизонт, где двигаться можно только вдоль световых полос. Но пока погружаться рано, до Дворца Комитета еще плыть и плыть.

Вот идиот! — катерок Барбан Драга слегка протрясло завихрениями от спортивного турбочоппера, петляющего на большой скорости в попутном потоке катеров. — Курдук даргобнутый! Кто их таких производит на нашу голову?! Хоть бы полицейские его сцапали!

Барбан Драг вернулся к своим мыслям. Обычно по дороге они были неторопливыми и о чем-нибудь приятном. Но сейчас Барбан Драгу было не до приятных расслабленных мыслей. Он находился в полупаническом напряжении перед докладом. Сделав за свою карьеру сотни разнообразных докладов — рутинных и важных, — он тем не менее волновался и прокручивал в голове ключевые места выступления. На этот раз ставка была очень высока, и второй возможности в обозримое время не будет. Проиграть на сей раз означало проиграть навсегда. Надо быть не просто убедительным.