Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

После провала попытки установления военной диктатуры Л. Г. Корнилова, 1 сентября 1917 г. Россия была провозглашена республикой. Вечером 3 сентября на заседании Центробалта «Щастный сообщает о получении из Петрограда известий, что Россия объявлена демократической республикой. Щастный хочет поднять на мачте красный флаг и сигнал. (Аплодисменты)»^[126]. Имелось в виду, что он предлагал поднять красные стеньговые флаги днем и красные топовые огни ночью.

В этой ситуации А. М. Щастный чутко уловил настроение матросов, что свидетельствует о его недюжинных политических способностях. Заметим, что поступок А. М. Щастного был нетипичным для флотских офицеров этого времени, которые в большинстве своем лишь пассивно наблюдали за событиями.

Во время Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде А. М. Щастный вновь проявил неординарные для строевого офицера качества политического аналитика. Вечером 24 октября 1917 г., вернувшись из Петрограда, он передал офицерам штаба Балтфлота, что, по его сведениям, «в столице кризис власти, причем конъюнктура складывается в пользу большевиков»^[127]. Характерно, что именно он был послан в Петроград, чтобы разведать политическую обстановку. Также симптоматично, что А. М. Щастный дал абсолютно верный прогноз развития событий в столице, хотя он мог наблюдать их лишь до своего отъезда в Гельсингфорс, то есть до раннего утра 24 октября. А ведь восстание приняло решительный характер лишь с вечера этого дня, когда В. И. Ленин пришел в Смольный!

25 октября 1917 г. начальник оперативного отдела штаба командующего флотом Балтийского моря капитан 1 ранга И. И. Ренгартен записал в дневнике: «15 час[ов]. Меня призвал [контр-адмирал князь М. Б.] Черкасский, у него сидел “хитрейший из хитрейших” – А. М. Щастный»^[128]

. Затем следует рассказ о том, что начальник штаба командующего Северным фронтом Сергей Георгиевич Лукирский (1875–1938) прислал шифрованную телеграмму с требованием посылки войск и артиллерии в Петроград на помощь Временному правительству. В штабе Балтийского флота были не расположены «защищать Керенского и его правительство», поэтому Ренгартен предложил ответить, что приказание «исполнено быть не может». На это «оба мужа (Черкасский и Щастный. – К. Н.) обозвали меня “простецом”»^[129]

и предложили ответить, что телеграмму не удалось расшифровать и что за перепиской штаба установлен контроль со стороны Центробалта. Далее на страницах дневника Ренгартен заметил, что фактически Центробалт еще не контролировал переписку штаба, такой контроль был установлен лишь 26 октября.

Этот лживый ответ надежно «прикрывал» командование флотом на случай возможной победы Временного правительства – его было бы невозможно обвинить в невыполнении приказания. Следует подчеркнуть, что такой стиль поведения – сознательный отказ от выполнения приказов, прикрытый глубоко продуманным ложным объяснением, – нетипичен для кадрового офицера. В этой ситуации И. И. Ренгартен выступает как офицер, тогда как А. М. Щастный и М. Б. Черкасский – как политические деятели, ведущие собственную игру.

Мнение окружающих о «хитрости» Щастного подтверждают и показания бывшего главного комиссара Балтийского флота Евгения Семеновича Блохина (1892 – после 1924), данные 5 июня 1918 г.: «…я всегда докладывал, что он такой хитрый, что в его душу не влезешь»^[130]

. В. А. Белли, который осенью 1917 – весной 1918 г. был непосредственным подчиненным А. М. Щастного по штабу флота, писал о нем: «Это был, несомненно, человек большого ума, благородства, широко образованный, с большой волей и энергией, большой русский патриот. Наряду со всеми этими качествами – с немалой хитрецой»^[131].

Значительно позднее, уже после вынесения смертного приговора, газеты писали: «Капитан Щастный пользовался во флоте репутацией твердого человека, выносливого по натуре и очень работоспособного… Во время революции он выдвинулся, главным образом, потому, что отличался крепкими нервами и здравым смыслом»^[132].

А. М. Щастный, несомненно, обладал актерскими данными. По воспоминаниям старшего офицера крейсера «Диана» В. И. Семенова, во время японской бомбардировки Порт-Артура 25 июля необходимо было удержать матросов в нижних помещениях крейсера, и «мне в голову приходит счастливая идея, и вот – в шпилевом отделении, по условиям данного момента наиболее прикрытом, – устраивается литературное утро. Мичман Щ[астный], талантливый чтец, своим искусством доставивший команде в тоскливые дни осады немало светлых минут, садится читать “Сорочинскую ярмарку”. Известие распространяется по крейсеру; верхняя палуба быстро пустеет, и скоро через фор-люк начинают доноситься взрывы дружного смеха, так странно звучащие среди резкого металлического лязга рвущихся снарядов неприятеля и глухого гула ответных выстрелов с нашей стороны… Я спускался туда раза два-три, и по чести скажу – у них было превесело!»^[133]