Крутила педали, наслаждалась рано пришедшим теплом и стараясь не думать о том, что мне предстояло. Предать тех, кто тебя вырастил? Наверное, ужаснее меня нет во всём мире. Но это было правильно, и я решилась поступить по чести. Папина дочка, которая слушалась каждого слова, станет той, кто воткнёт нож в спину.
— Доброе утро, Виолетта Игоревна, — прокурор встретил меня широкой улыбкой ещё на парковке. Судя по окуркам, мужчина специально ждал меня и сильно нервничал. — Разрешите проводить вас через служебный ход?
— Я не собираюсь скрываться, — спокойно отказалась я и направилась к главной лестнице, по которой сновали люди.
Прятаться не было смысла, отец и так узнает, кто передал следствию доказательства. Сами по себе бумажки ничего не значат, если нет людей, которые станут свидетелями. Я собиралась честно рассказать суду всё, что знала. Лицом к лицу с тем, кто был целым миром, — моим любимым папой, — но в одночасье стал чудовищем, лишившим жизни чьего-то любимого сына. С этим я никак не могла смириться.
Но в толпе меня схватили за руку и, зажав рот, потащили в сторону. Запищав, я попыталась вырваться, но не получилось. Прокурор затерялся среди людей, и вокруг не осталось никого, кто бы помог. Мелькнула чудовищная мысль:
«Неужели отец?..»
Но, оказавшись за углом, я внезапно ощутила свободу и, развернувшись к похитителю, с силой двинула носком тяжёлого ботинка по его ноге.
— Ты в своём репертуаре, — прошипел парень в чёрной толстовке и джоггерах.
Несмотря на солнечные очки и кепку, надвинутую на лицо, я мгновенно узнала парня.
— Ледыш?! Что ты здесь делаешь?
— За тобой приехал, — сняв очки, ухмыльнулся он.
Я всмотрелась в его бледное осунувшееся лицо, отмечая жёсткие складки у губ и меж бровей, и в груди снова заныло, будто кто-то проткнул сердце ножом и повернул. Видеть Троцкого было так больно, будто мы расстались лишь вчера! Ледат подтолкнул меня к знакомому мотоциклу, украшенному изображением козла:
— Садись.
— И не подумаю! — сбрасывая его руку, возмутилась я.
— Если войдёшь туда, будешь ненавидеть себя до конца жизни, — серьёзно проговорил он.
— Тебе-то что? — не обращая внимания на брызнувшие из глаз слёзы, выкрикнула я. — Сам отдал мне документы!
— Да, — признал он и, шагнув ближе, сократил расстояние между нами так, что у меня перехватило дыхание. — Но вовсе не для этого.
— А для чего?! — я с вызовом посмотрела в его тёмные глаза.
И тут Троцкий меня поцеловал. Приник к моим губам так яростно, так жадно, будто иссушённый жаждой путник к живительной влаге. Пил моё дыхание и ловил всхлипы, впитывая в себя, наполняясь мной и заполняя меня собой.
Я будто перестала существовать в реальном мире, вознеслась к облакам. В окутавшей меня эйфории позволила усадить на мотоцикл, и мы полетели от мрачного здания суда в солнечную неизвестность.
Глава 35. Ледат
Не собирался целовать Недотрогу. Приехал сообщить, что дедушка не может приехать по состоянию здоровья… Ложь! Я обманывал сам себя, ведь справку можно было переслать ценным письмом или передать курьером. Но я сел на мотоцикл и преодолел четыреста километров только для одного.
Чтобы увидеть её. Ту, что никогда не покидала меня и все эти месяцы приходила во снах. Смотрела слегка испытующе и беззащитно улыбалась, а потом начинала петь песню, от которой у меня всё переворачивалось внутри. Я просыпался среди ночи в поту. А может, это были слёзы?..
Плевать! Шёл в душ и несколько минут стоял под холодными струями, а потом отправлялся на работу. До института я работал в доставке, после — в клубе. Хватало и на медикаменты, и на сиделку, и на физиотерапию для дедушки. У него парализовало половину лица. А ещё врачи уверяли, что остаток дней ему придётся провести в постели, а если повезёт, то в инвалидном кресле.
От дикой усталости или пустоты в груди я перестал обращать внимания на издёвки Аида. Даже ничего не сказал, когда Черных заявился к нам домой и рассказал дедушке о моём поступке. Но с того дня, как увидел слезу, прокатившуюся по морщинистой щеке, больше не смотрел ему в глаза. Чувствовал себя предателем…
Но если отмотать время, я поступил бы так же.
Поэтому не жалел о своём решении отдать Виолетте доказательства. Думал, что в тот день видел девушку в последний раз.
«Слабак, — ругал себя, увозя её на мотоцикле подальше от городских джунглей. — Надо было отпустить её!»
Но я не мог позволить Недотроге выступить против собственного отца. Не хотел, чтобы она окунулась в леденящее чувство предательства, отмыться от которого не получится никогда. И сейчас выжимал из своего байка всё, на что тот способен. Будто за нами гнались все псы Аида. Словно нас преследовали наёмники Коршева.
Сбавил скорость лишь когда мы съехали с трассы и направились по неровной брусчатке в небольшое поселение. Остановился у двухэтажного недостроенного дома без ограды. У импровизированного крыльца, сколоченного из кривых досок, стройными рядами лежали прикрытые брезентом ряды силикатных кирпичей. От бочки несло чем-то неприятным, и Виолетта зажала носик пальцами.