Легавые. Ружье. Загадка Глухого

Тедди надевала на фломастеры колпачки, чтобы не высохли. Она улыбнулась дочери, покачала головой и стала рыться в сумочке. Отыскав помаду, Тедди подошла к Эйприл, которая с нетерпением ждала превращения в сказочную принцессу. Она опустилась возле дочки на колени и принялась умелыми движениями накладывать помаду. Мать и дочь были удивительно похожи друг на друга: одни и те же карие глаза и черные волосы, длинные ресницы и большой рот. На Эйприл был длинный плащ с капюшоном, сшитый из темно-зеленого бархата их прислугой Фанни. Губной помадой Тедди изобразила на щеках Эйприл румянец. Затем настал черед зеленых теней, которыми она уже раскрашивала сына. Но теперь она едва касалась ими век дочери, поскольку работала над образом не кровожадного вампира, а прекрасной принцессы. Затемнив кисточкой веки, Тедди поглядела на мужа, предлагая оценить ее труды.

— Красиво, — сказал Стив и посоветовал дочери пойти полюбоваться на себя в зеркало.

— Правда, я красивая, мамочка? — спросила Эйприл и, не дожидаясь подтверждения, пулей вылетела из комнаты.

Секунду спустя в комнату вошла смеющаяся Фанни и сказала, обращаясь к Тедди:

— По нашей кухне бегает вампирчик весь в крови. — И, притворившись, что только сейчас заметила Стива, насмешливо добавила. — А вот и глава семьи! Неужели он лично поведет молодежь безобразничать?

— Так точно! — отозвался Карелла.

— Чтобы все были дома к семи! А то жаркое перестоит.

— Лично я к семи буду, — пообещал Карелла Фанни и, повернувшись к Тедди, спросил — Ты действительно думаешь, что злых принцесс не бывает?

— Это вы о чем? — полюбопытствовала Фанни.

Впервые в этом доме она появилась восемь лет назад в качестве подарка, сделанного отцом Тедди, который решил, что дочери нужно дать хотя бы месяц передышки после рождения близнецов. В те годы у Фанни были голубые волосы, пенсне, и она весила семьдесят килограммов. Оплаченный тестем месяц пролетел мгновенно, и Карелла с огорчением сообщил Фанни, что не может позволить себе держать домработницу на свое скудное жалованье. Но незамужняя Фанни полюбила эту семью. Она сказала, что пусть Карелла платит ей столько, сколько сможет, а она станет подрабатывать ночными дежурствами, поскольку у нее наряду с железным здоровьем есть еще диплом медсестры. Карелла наотрез отказался, тогда Фанни, уперев руки в бока и насмешливо сощурившись, спросила: «Хотите выбросить меня на улицу? Этот номер у вас не пройдет!» После долгих споров и переговоров Фанни осталась и все восемь лет прожила у них. Теперь ее волосы были тускло-рыжего оттенка, вместо пенсне появились очки в круглой черной оправе, и она похудела до шестидесяти килограммов с небольшим — результат беспрерывной беготни за близнецами. Ее влияние на жизнь семейства больше всего чувствовалось в речи Марка и Эйприл. Почти все время они проводили с ней и Тедди, но, поскольку Тедди не могла сказать ни слова, лексика Фанни оставалась для них образцом для подражания. Время от времени Марк именовал кого-нибудь из друзей «ирландским недоноском», а Эйприл вполне могла посоветовать подружке «убираться в задницу». Это придавало особый колорит будням семьи Кареллы.

Теперь Фанни стояла, уперев руки в крутые бедра, и требовала, чтобы Карелла объяснил смысл своей последней реплики. Пронзив ее мрачным взглядом старого сыщика, Стив сказал:

— Я имел в виду, дорогая, что временами ты бываешь грубой и назойливой, как злая принцесса, — вот и все! — на что Фанни громко расхохоталась.

— Не понимаю, как ты терпишь такого изверга! — сказала она Тедди, все еще смеясь, и зышла из комнаты.

— Пап, ты идешь? — спросил Марк.

— Иду, сын, — отозвался Карелла.

Он обнял и поцеловал Тедди, потом зашел в гостиную, взял за одну руку сына, за другую — дочь и вместе с потомством отправился на улицу. Он почти забыл, что не далее как сегодня видел на мостовой разбившуюся семнадцатилетнюю школьницу, которую подруга столкнула с крыши семиэтажного дома за то, что та хотела написать: «Айрин любит Пита».

В 9.45 в следственном отделе раздался телефонный звонок. Мейер Мейер, сидевший в одиночестве у телефона, взял трубку и сказал обычное:

— Восемьдесят седьмой участок. Мейер слушает.

— Говорит патрульный Брич. Бенни Брич.

— Привет, Бенни.

— Решил позвонить на всякий случай. Шел я мимо бара на Калвер, а хозяин вышел и попросил меня зайти.

— Так.

— Захожу я в бар, а на столе стоит парень и несет бог знает что.

— Что же он говорит?

— Говорит, что убил какую-то женщину.

Человек, столь необычным образом признавшийся в убийстве, был верзилой ростом в метр девяносто пять, с крупным носом, широкими скулами, придававшими лицу некоторую угловатость, большим ртом и тяжелым подбородком. Когда в сопровождении патрульного Брича он вошел в следственный отдел, от него сильно разило спиртным.

— Что происходит с городом? — спросил он, с трудом выговаривая слова. — Стоит человеку выпить стаканчик- другой, как его хватают легавые. '

— Он сильно пьян, сэр, — доложил Брич.

— Вижу, — сказал Мейер. — Посмотри, остался ли кофе в канцелярии.

— Слушаю, сэр, — сказал Брич и пошел в канцелярию.