Если такая таинственная сила присуща крови обычного человека или даже животного, какова же эта сила в крови Христа! В христианской доктрине именно эта кровь является средством спасения для всего человечества. Поражает и имеет огромное значение не только смерть Христа, сам факт его смерти, который рассматривается, как искупительной фактор, но точно так же, если не в большей степени, имеет значение кровь, пролитая в этом процессе, потому что именно в крови содержится основная сила искупления. В большинстве версий кровоточащее копье считается предметом, относящимся к Граалю, потому что оно является инструментом, через который проявилась кровь искупления. Капли крови, вытекающие из его наконечника и, по некоторым версиям, стекающие в сосуд Грааля, естественно, также символизирует жертвенную смерть Христа, вечно происходящую. Из-за этих взглядов кровь стала центральным символом и таинством христианского ритуала. Во все времена, но особенно в средневековье, эта концепция крови и идеи, связанные с ней, будоражили чувства людей до глубины души. Свидетельство этому можно в изобилии найти в трудах Церкви, поскольку Церковь предприняла огромные усилия, чтобы постичь умом эту чудесную тайну; также в количестве благочестивых верующих, которые стремились через самоотречение и участие в таинстве пережить суть страданий Христа. Много чудес произошло также в связи с чашей причастия или евхаристическим хлебом, из чего следует, насколько активно фантазия использовалась в этом вопросе. Выражением этого интереса к таинству — так глубоко проникшему в человека — и, в определенной степени, выражением, которое также можно рассматривать в качестве ответа церкви, было введенное примерно в конце двенадцатого века поднятие гостии в ритуале, таким образом гостия впервые была показана прихожанам помимо процедуры Причастия. В своей статье «Die Verehrung der Eucharistie im Mittelalter» П. Брове пишет: «Точно так же, как раньше люди безумно боялись увидеть святую тайну открыто, так теперь они яро стремились узреть поднятую гостию». Тот же автор отмечает, что к середине тринадцатого века поднятие гостии практиковалось почти повсеместно, хотя этого никто не делал до конца двенадцатого века. Прежде было строго запрещено смотреть на святой предмет. Необходимость «увидеть святую тайну неприкрытой» характеризует великое духовное пробуждение западного человека, которое происходило в то время и проявилось таким впечатляющим образом во всех сферах жизни. Интеллектуальные движения схоластики, произведения светской литературы, искусства и архитектуры, основание монастырей и монашеских орденов, крестовые походы, рыцарство и Minnedienst (Служение Любви) являются красноречивыми свидетельствами удивительного пробуждения и возрождения духа, интенсивность и многогранность которых не была превзойдена ни в одну из других эпох.
Легенды о Граале также принадлежат к периоду этого сизигийного прилива духа, они тоже являются выражением этого духовного пробуждения. История Парсифаля также выражает стремление получить более четкое представление о христианской доктрине и её ритуалах, обрядах и таинствах, в которых преданно участвовали и которые вызвали самые глубокие впечатления даже без понимания их сути. Понятное дело, что мощи, в которых содержится кровь Христа, должны были обладать огромной нуминозностью, и что копье, заставившее течь кровь Спасителя, должно также иметь почти божественный смысл. Тот же мотив, когда кровь была спрятана Никодимом в свинцовом сосуде, также просматривается в «Legende de VAbbaye de Fecamp». Многими окольными путями этот сосуд прибыл в Фекамп и там стал известной чудотворной реликвией.
Монастырь Фекамп не был, однако, единственным обладателем реликвии крови Христа. Не менее известным был «Санкт-де-Сан Брюгге», привезенный из Святой Земли в 1149 графом Дитрихом Фландерским и представленный им городу Брюгге, где Часовня Святой Крови по-прежнему является одним из важных мест.