Хелен подписала документы, разрешающие забрать тело сына, но, по совету Брайана, дала согласие на кремацию. В клинике ей выдали уже настоящее свидетельство о смерти.
Урну с прахом сына Дьюго привезли в Эль-Пачито. Была заказана служба в церкви Эль-Пасо, на которую собрались все самые близкие друзья и родственники, приехали и Харды. А после Ланц и Хелен, опустошенные и терзаемые каждый своим переживанием, вернулись в поместье.
– Если бы ты не поддержала его стремление уехать из родного дома, он остался бы жив,– после долгого молчания, упрекнул Ланц жену за первым обедом вместе после смерти сына.
Хелен, и без того расстроенная и потерянная, подняла на мужа обиженные глаза, но промолчала. Если бы он только знал правду и мог хоть на секунду проникнуться мечтой сына, то они все не страдали бы сейчас от необходимой лжи.
София сочувственно взглянула на мать и нервно поднялась из-за стола. Невероятная несправедливость отца к матери сделало ее раздраженной и непримиримой.
– А тебя когда-нибудь интересовал собственный сын? Ты когда-нибудь пытался понять его? Теперь, конечно, можно обвинять всех, кого не лень!
Ланц медленно прищурился и сурово взглянул на дочь.
– Что значит – интересовал?– возмущенно вскрикнул он.
– А разве не так?! С того момента, как Брайан уехал, ты хоть раз поинтересовался: звонил ли он, писал ли он, приезжал, хотел увидеться или нет, как он живет и учится? Учится ли или занимается чем-то другим?– не снижая тона выпалила София.– Разве тебя интересует вообще что-то, кроме фермы?
Хелен напряженно дотянулась до руки дочери, но та отдернула руку и громко заявила:
– Ты никогда не понимал Брайана, не знал, кто он такой. Ты всегда думал только о себе. Если бы ты любил его, а не себя, возможно, он был бы жив!
Щеки Софии вспыхнули багровым румянцем, и она, смахнув волосы с лица, выбежала из столовой.
Милинда лихорадочно обняла себя за плечи и, отставив тарелку, молча покинула столовую. Хелен растерянно опустила плечи и закрыла лицо руками. Любое слово сейчас было бы всего лишь пустым звуком.
Ланц нервно взмахнул салфеткой и закинул ее за ворот рубашки.
– Что она понимает?!– недовольно буркнул он.– Глупая девчонка!
Атмосфера за столом была пропитана бессильной злобой, отчаянием и абсолютным непониманием.
Но время делало свое дело. Постепенно жизнь семьи Дьюго возвращалась в обычное русло. Было невероятно тяжело, тоскливо и тошно, особенно когда соседи и друзья семьи вспоминали о гибели их дорогого сына, и все же ежедневные хлопоты, работа защищала от невыносимого знания. Каждый горевал о своем, но, так или иначе, нуждался в другом.
Милинда вернулась к общению с родными, ко встречам с Джеком. Она стала более тихой, молчаливой, чем была, и тем не менее стала открываться сестре и матери, начала улыбаться.
Хелен и София сблизились еще сильнее и подолгу проводили время в беседах на разные жизненные темы. Угрызения совести начали стихать, появлялось ощущение светлой грусти, надежды на будущие встречи, настроение выравнивалось, все возвращалось на свои места.
Ланц стал молчаливым и покорным. Он с удвоенной силой занимался фермой, работой, пытаясь преодолеть тяжелые чувства, мысли и воспоминания о сыне.
Встречи Софии с Крисом становились все формальнее. Она интуитивно чувствовала его внутреннее сопротивление ее убеждениям каждый раз, когда заговаривала об учебе в Хьюстоне. Реакция парня на ее разговоры была неадекватной, неискренней. Его слова соглашались с ее доводами, а глаза кричали о ее безрассудстве и принципиальном упрямстве.
Эль-Пачито, апрель 1991 года
Через год к концу апреля Милинда Дьюго завершала последние приготовления к итоговому тестированию в школе и готовилась к выпускному балу, а Хелен уже начинала заниматься подготовкой отправки дочерей на обучение в Хьюстон. Она заказала билеты на поезд, вместе с Софией был сделан звонок в приемную комиссию колледжа.
Предстоял еще один важный разговор – разговор с Лили Хард.
София и Хелен разместились на кровати в спальной девушки. Нетерпеливо ерзая на подушках, Хелен набрала телефон сестры.
Когда Хелен только намекнула Лили, о чем хочет поговорить, та уже с искренним громким восторгом, который услышала даже София, опередила вопрос и с радостью пригласила племянниц поселиться в ее доме на все время обучения в колледже и даже потом, если те захотят поступить в университет.
София и Хелен счастливо поздравили друг друга, пожав руки и крепко обнявшись.
– А что мы скажем крестной о Брайане?– вдруг озадачилась София и растерянно отстранилась от матери.
– Я не знаю, что делать. Я безгранично доверяю Лили, но ведь мы даже Лин не сказали правду? Наверное, нужно оставить все, как есть, и пора давно об этом забыть, выбросить из головы. Все уже сделано, и надо смириться с этим. Чем меньше людей будут знать о Брайане, тем будет лучше. И ему, и нам спокойнее… Ах, что я говорю? У меня до сих пор все дрожит внутри, когда я о нем вспоминаю! Не знаю…– растерянно призналась мать.