Сказав эту фразу, молодая сотрудница поднялась со своего места и вышла в дверь, расположенную у нее за спиной. Дальше все пошло намного быстрее, веселее и энергичней. Через десять минут вернулась та же самая девушка, значительно поменявшись в лице и своем поведении. От нее теперь исходило какое-то раболепство. Наблюдая подобную трансформацию, Оксана сделала только один просившийся сам-собой вывод: «Конечно же ей вставили там нагоняй. Упоминание о Министре здравоохранения сделало свое дело. При встрече надо отдать ему должное». Девушка, тем временем, не скрывая своей дрожи, изрядно колотившей хрупкое тело, поинтересовалась с кем ей доводится иметь дело:
— Мне велели оказать Вам всяческое содействие. Но сначала я должна убедиться в предоставленных Вам полномочиях.
— Разумеется, — сказала оперативница, которой недавно хотелось просто «растоптать» эту провинциальную наглую «фурию», сейчас же она испытывала к ней даже некую жалость.
В подтверждение своих слов она извлекла из своей дамской сумочки служебное удостоверение и, развернув его, подкрепила увиденное:
— Предупреждаю, что я наделена неограниченной властью, и в любом учреждении, в том числе в вашем, я могу действовать строго по своему усмотрению, вплоть до изъятия потребовавшихся мне больных.
На этот раз никаких возражений не последовало, напротив, медсестра, пристегнув к своему халату «бейджик», который до этого времени спокойно лежал на столе, и на котором значилось имя: Евсюкова Юлия Николаевна, поспешила узнать о дальнейших распоряжениях:
— К кому Вас прикажите проводить?
— Меня интересует Николаева Анжела Владимировна, поступившая к вам из города Новые Городищи.
— Знаю такую, — заверила сотрудница больницы, заискивающе улыбаясь, — очень тяжелый случай. Она содержится в отдельной палате. Агрессии не проявляет, но кто ее знает, чего от нее ожидать: целый день бормочет какие-то заклинанья и смотрит в одну какую-то точку, взад и вперед раскачиваясь телом, впав в кататоническое состояние, являющегося одним из определяющих признаков шизофрении.
— Пойдемте смотреть, — распорядилась представительница Московского уголовного розыска.
Заперев дверь в приемной, Николаева пригласила следовать за собой. Она повела ее длинными коридорами, минуя лестничные пролеты, переходя из корпуса в корпус. Наконец, они достигли нужного здания и поднялись на пятый этаж. Этот отсек предназначался, для расположения здесь больных с явно тяжелыми отклонениями. Интересующая палата находилась посередине длинного «колуара». Двери в палаты были металлические, имеющие на уровне глаз небольшие окошечки, предназначенные для наблюдения за пациентами.
Достав из кармана универсальный ключ, подходящий ко всем запорным устройствам в здании этой больницы, медицинская сестра распахнула вход в палату, где находилась сошедшая с ума жительница города Новые Городищи.
— Оставьте нас, — потребовала сотрудница МУРа, заходя внутрь небольшого размера палаты.
Кроме прикрученной к полу кровати, в палате ничего более не было. Бетонные стены были окрашены в унылые серые краски. На кровати сидела совсем еще юная девушка, обхватив руками колени и уставившись взглядом в одну точку чуть пониже зарешеченного окна. Своим видом она напоминала больше покойника, чем живую. Ее мертвецки белая кожа выделялась полным «отсутствием крови». Находясь здесь неполную неделю, она значительно сбавила в весе, из пищи употребляя только воду и хлеб и превращаясь в исхудалое подобие некогда красивого тела. Лицо пациентки осунулось и покрылось глубокими проникающими морщинами, создавая впечатление, что перед тобой находится жалкая пожилая старуха, а не молодая двадцатилетняя девушка. Серо-голубые глаза потухли и не выражали совсем никаких эмоций. Крючковатый на фоне общего похудания нос стал настолько большим, что невольно привлекал внимание сначала к себе, а уже потом к остальным деталям физиономии. Тонкие губы полностью обесцветились и ввалились внутрь открытого рта. Она была одета в одну белую полупрозрачную ночную рубашку.
Раскачиваясь телом взад и вперед, она действительно полу-шептала какую-то бессмыслицу. Оксана, удостоверившись, что дверь за ней плотно закрылась, обошла пациентку кругом и села на краю ее кровати так, чтобы смотреть ей в лицо. Недолго думая, она решила попробовать разговорить эту душевнобольную.
— Я понимаю, что ты очень переживаешь из-за случившегося, — начала она самым жалостливым тоном, на какой только могла быть способной, — но пойми и меня. Я очень хочу тебе помочь и сделать так, чтобы ты перестала бояться. Ты ведь чего-то боишься, не так ли?
Она ожидала, что девушка хоть как-то отреагирует, но та даже глазом не повела, только раскачивания ее стали более энергичными, что свидетельствовало от том, что смысл беседы ей все-таки интересен. Воодушевившись этим ободряющим обстоятельством, Бероева осуществила еще одну неуверенную попытку:
— Что ты видишь Анжела? Это убийца Волкова? Что он хочет? Он угрожает тебе? Как он выглядит? Что делает?