– Видишь ли, – ответил Уленшпигель, – так как я грешил на сотни ладов, то я, как ты знаешь, поклялся покаяться. Покаяние длилось ровно один час. Когда во время этого часа я подумал о моей дальнейшей жизни, я увидел, что питаться я должен скудно, одним хлебом, пить только воду, – а это освежает очень плохо, любви же должен избегать; значит, не смей ни шевельнуться, ни чихнуть из страха совершить что-нибудь дурное; все будут избегать меня, все будут бояться; точно прокажённый, буду я жить, хмурый, как собака, потерявшая хозяина, и после пятидесяти лет этого непрестанного мученичества я издохну в нищете и таким образом в тоске закончу мою жизнь. Поэтому я решил, что срок смирения и покаяния уже прошёл; значит, поцелуй меня, моя милая, и бежим вдвоём из чистилища.
– Ах, – сказала она, охотно повинуясь ему, – что за чудная вывеска – выставленная на шесте добродетель!
И бежало время в любовных забавах; но, в конце концов, надо было подняться и уходить, так как девушка всё боялась, что среди этих радостей вдруг появится профос Спелле с его сыщиками.
– Ну, подбери юбку, – сказал Уленшпигель.
И быстро, как пара оленей, помчались они в Дестельберг и застали Ламме в «Звезде трёх волхвов» за едой.
XXXI
Уленшпигель часто виделся в Генте с Яковом Сколапом, Ливеном Сметом и Яном де Вульфсхагером, которые делились с ним известиями об удачах и неудачах Молчаливого.
И всякий раз, когда Уленшпигель возвращался в Дестельберг, Ламме спрашивал его:
– Что ты принёс? Счастье или несчастье?
– Ах, – рассказывал Уленшпигель, – принц, его брат Людвиг, прочие вожди и французы решили двинуться дальше во Францию, на соединение с принцем Конде. Так они спасли бы бедную землю бельгийскую и свободу совести. Но Господь не захотел этого. Немецкие рейтары и ландскнехты отказались идти дальше и заявили, что присягали воевать с герцогом Альбой, а не с Францией. Тщетно Оранский заклинал их исполнить свой долг. Ему пришлось отвезти наёмников через Шампань и Лотарингию в Страсбург, откуда они вернулись в Германию. Это внезапное и упорное сопротивление меняло всё: король французский, вопреки договору с принцем, отказался дать условленные деньги; королева английская обещала принцу прислать помощь, надеясь, что он отвоюет Кале с округой; её письма перехватили, передали кардиналу Лотарингскому, а тот от имени принца ответил ей отказом.
…Точно привидение при крике петуха, исчезает на глазах наших прекрасное войско. Но Господь с нами, и если земля отречётся от нас, то вода сделает своё дело. Да здравствуют гёзы!
XXXII
Однажды вся в слезах прибежала девушка к Ламме и Уленшпигелю.
– В Мэлестее профос Спелле, – рассказывала она, – выпускает за деньги разбойников и воров, а людей невинных обрекает смерти. Среди последних – мой брат, Михиелькин. О, выслушайте, что я вам скажу: вы мужчины и отомстите за него. Один грязный, поганый развратник Питер де Роозе, известный растлитель девочек и детей, повинен в этом несчастии. Как-то вечером мой бедный брат и Питер де Роозе были в трактире Valck – «Сокол», но сидели они за разными столами: Питера де Роозе там все бегут, как чумы. Мой брат не хотел быть с ним в одной комнате, поэтому он назвал его распутной скотиной и приказал ему очистить зал. Питер де Роозе ответил: «Брату публичной девки не годится так задирать нос». Это он солгал, потому что я не публичная, а схожусь только с теми, кто мне нравится.
Тогда Михиелькин схватил свою кружку с пивом и запустил ему в нос и сказал, что он врёт, как гнусный развратник, и пригрозил, что если тот не уберётся, то он заткнёт ему в хайло кулак по локоть.
Так как Питер не угомонился и стал кусаться, то брат исполнил своё обещание: треснул его хорошенько два раза по челюсти и выкинул на улицу. Там он без сожаления оставил его полумёртвым.
Выздоровев и не вынося одинокой жизни, Питер де Роозе отправился in’t Vagevuur – настоящее «Чистилище», – дрянной кабак, куда заходят только оборванцы. И там его избегали все, даже нищие сторонились его. Никто с ним не разговаривал, кроме приезжих мужиков, которые его не знали, да нескольких мелких воришек и дезертиров. Так как он вообще забияка, то и здесь его не раз колотили.
Когда профос Спелле со своими двумя сыщиками явился в Мэлестее, Питер де Роозе бегал за ним повсюду, как собака, и угощал вином, мясом и всем вообще, что можно купить за деньги. Так стал он их другом и товарищем и стал поступать, как подсказывала ему злоба, чтобы вредить тем, кого ненавидел; это были всё наши горожане и особенно мой бедный брат.
Прежде всего он принялся за Михиелькина. Корыстолюбивые висельники, подкупленные де Роозе, не затруднились лжесвидетельствовать, что он еретик, что он изрыгал кощунственные слова против Пресвятой Девы и не раз в трактире «Сокол» хулил имя Божие и святых угодников и что, кроме того, у него в шкатулке спрятано по малой мере триста флоринов.