Легенда о Вороне и Лотосе

– Сяо Хуань, как бы тебя ни звали, ты должен бережно хранить родителей в сердце. Посмотри на меня. Родители сестрицы тоже мертвы, но я знаю, что они присматривают за мной духами и хотят, чтобы в моем сердце царил мир. Твоя жизнь – их жизнь, поэтому ты должен жить счастливо.

– А ты… ты тоже…

Я прижала его к себе, надеясь, что он никогда не закончит вопрос. Он обнял меня, и по дрожи его тела я поняла, что он плачет. Тихо, без всхлипов. Я тоже научилась плакать так в тринадцать. Когда Цзе Цзин в первый раз увидел мои слезы, он вложил в мою ладонь нож и отвел на Волчий склон.

– Это жизнь, ты должна за нее бороться! – Его крик пугал меня не меньше, чем глаза приближающегося зверя. Они поймали его на охоте и привезли в наш лагерь.

– Он твой!

Оскал волка начал кружить и тянуть меня к обрыву. Застывшие слезы холодным лезвием скребли по горлу. Глаза зверя – по моим зрачкам.

– Фэнь-цзе, если твои родители мертвы, ты можешь пойти вместе с нами. Господин примет тебя.

Я рассмеялась.

– У сестрицы уже есть господин.

– Мой лучше.

– Каждому свой дом. Ты должен беречь свой.

Сяо Хуань задумался, чуть нахмурив брови.

– Скажи, это твой господин послал за мной? – ласково прошептала я.

– А! – Его взгляд прояснился. – Господин сказал, чтобы я нашел Фэнь-цзе и привел к нему.

21

Генерал Лин ждал меня в одном из внутренних дворов. Эта часть поместья пустовала с тех пор, как наместник был взят под стражу и его домашние были заперты в западных покоях. Он бродил по саду, заложив руки за спину.

– Генерал Лин. – Стоило господину обернуться на мое приветствие, как сяо Хуань отпустил мою руку и убежал.

– Госпожа Гао!

Генерал подошел ко мне, пряча волнение за новой для него беспечной улыбкой.

– Все как вы и сказали. Наместник Цзюэ признал свою вину, а управитель Мин подтвердил, что госпожа Сан тайно прибывала в город, чтобы просить о помощи брата.

– Значит, вы вынесите приговор?

– Приговор уже готов.

– Разве вы не должны сообщить об исходе дела в столицу?

– Я прибыл сюда, чтобы покарать виновного, кем бы он ни был. Наместник Цзюэ предал доверие императора и будет казнен.

Казнь. Кровь. Картины чужой смерти больше не холодили руки, с тех пор как волк и пропасть заставили меня сделать выбор. Он тянул к краю, а моя рука крепче сжимала нож. Я не помню, как вонзила его в сердце. Я помню только, что лежала на краю и тело давило к земле, я помню, что его кровь капала на лицо, но мои глаза не закрывались. Я помню, что они стояли и радостно кричали, но никто не подошел, чтобы помочь мне подняться. С той самой первой смерти я знала, что любая жизнь – это чья-то смерть. И чтобы ты ни выбрал, тебя ждет расплата.

– Что будет с его семьей? – тихо спросила я, осторожно входя в пустые покои. – Будут ли они лишены жизни?

– Правосудие требует этого. – Генерал сделал паузу, выжидая мою реакцию, но не получив ответа, он продолжил: – Однако император милостив, домочадцы предателя понижены до простолюдинов и будут переселены в другую провинцию.

– Им повезло, что генерал Лин полон милосердия.

– Госпожа Гао предпочла бы видеть их смерть?

Я обернулась. Генерал ждал ответа со всей серьезностью.

– Вы напрасно беспокоитесь, я не настолько жестока, чтобы карать невиновных.

– Я знал, что и вы полны милосердия.

Милосердие. Я рассмеялась. В этих пустых покоях гулял ветер. На столе лежали полуоткрытые шкатулки и брошенные серьги. Кому-то пришлось покинуть свой дом в одно мгновение. Я коснулась искусно расписанного веера. Должно быть, здесь жила прекрасная наложница. А теперь она ушла, и в этой комнате призраком покачивались лишь пустота и пыль. Но пустота, не залитая кровью.

– Господин Цзюэ совершил немало зла, и поэтому я буду радоваться его смерти.

Милосердие. Мне не нравилось это слово. Оно разжимало мои пальцы и позволяло сделать шаг – в пропасть. Сорваться, лишь бы не чувствовать тяжесть чужой смерти.

– Что же будет дальше? Вы останетесь в Шаньлу? – Я посмотрела на генерала с прежней безмятежностью.

– Лишь до прибытия нового наместника. – Господин Лин смотрел на меня новым ищущим взглядом. Но я знала, что он ничего не увидит на моем лице.

– Сяо Хуань не успеет заскучать здесь.

Генерал кивнул. Теперь он казался озадаченным какой-то новой, тревожащей его мыслью. Он прошел в следующую дверь, и мы оказались в маленьком внутреннем саду. Здесь росло лишь одно дерево, чьи цветы еще не распустились. Под ним лежал забытый цинь. Прежде чем генерал бы решился высказать то, что не давало ему покоя, я подняла покинутый инструмент и опустилась на землю.

– Говорят, музыка может примирить даже пустоту.

Чужой цинь лег на мои колени, и я закрыла глаза.

Мои пальцы заскользили забытой песнью. Струны упрямо хотели ранить незнакомые пальцы, но мои не боялись боли, и грусть дрожащим ветром пронзала воздух. Это была странная песня, которую мои пальцы никогда не пели прежде.

Когда музыка замерла, и я открыла глаза, Генерал Лин не отрываясь смотрел на меня. Его взгляд все еще был пронизан моей песней.

Я отложила цинь и поднялась.

– Это мой подарок вам.

– Прощальный подарок, – договорил он за меня.

– Мы никогда не можем знать этого наперед.